— Мадемуазель Бриан! Подождите! — быстро окликнула меня хозяйка. — Зачем вам, благородной барышне, заниматься этим самой? Да и разве на простой ярмарке бывают покупательницы, которые могут оценить такие наряды? Так и быть, я заплачу вам за новые платья по пять серебряных монет, а за старые — по три. Но ни монетой больше. Возможно, даже при такой цене мне придется продавать их себе в убыток. И я делаю это только потому, что понимаю, в каком положении вы оказались. Только мне ваша матушка была должна целых десять золотых, а ведь наверняка она одалживала что-то и в других местах.
Теперь я знала сумму матушкиного долга перед модисткой. И вечером, вернувшись домой, уже можно было заняться подсчетом наших активов и пассивов.
— По семь монет за новые платья и по пять за старые, — сказала я.
Она вздохнула:
— Хорошо, мадемуазель. Только из уважения к вам. Но постарайтесь привезти платья как можно быстрее, пока местные модницы не обзавелись другими нарядами.
Она снизошла до того, что проводила меня до крыльца.
День уже клонился к вечеру, и шедший по улице Белошвеек фонарщик зажигал фонари. Мне пора было возвращаться на Рыночную площадь. Должно быть, Рут и Ким меня уже потеряли.
Но мой взгляд остановился на доме, что располагался почти напротив модного салона. Это был небольшой двухэтажный дом с большой витриной на первом этаже. Должно быть, когда-то он был очень красив, но сейчас сохранил лишь остатки былого великолепия. Тонкие, будто кружева, наличники на окнах, витые столбики на балконе и флюгер в виде диковинного зверя. Краска на фасаде давно облупилась, а стекло в витрине было темным от пыли и грязи. Он так резко диссонировал со всей остальной обстановкой на этой улице, что я удивилась:
— В нём никто не живет, мадам? Почему же никто не выкупит его и не откроет тут какое-нибудь заведение? Мне кажется, здесь очень бойкое место.
— Когда-то здесь была милая чайная, — сказала мадам Ларкинс. — Ее держал хозяин этого дома месье Краузе. Но с тех пор, как его супруга умерла, он отошел от дел. Ему не раз предлагали продать этот дом или хотя бы первый его этаж, но он и слышать об этом не хочет.
Я побрела в сторону Рыночной площади, но дом номер семнадцать по улице Белошвеек всё никак не выходил у меня из головы. Как здорово было бы снова открыть там чайную! У мадам Ларкинс бывает много посетительниц, а примерки занимают много времени и сильно утомляют модниц. Разве не захочется им после посещения модного ателье выпить чашечку ароматного чая?
А когда я ходила с Кипом за медом, я заметила, что в лесу росло много полезных трав — мята, чабрец, шалфей. Из них можно было бы собрать такое восхитительное сочетание! А в находившейся рядом булочной можно было бы закупать вкусные пирожные.
Моя фантазия разыгралась, и я вынуждена была себя одернуть. У нас не было денег даже на то, чтобы рассчитаться с долгами. Мне нечего было бы предложить месье Краузе, даже если бы он был согласен продать свой дом.
— Ох, мадемуазель, а я уж собиралась отправлять Кипа вас искать! — Рут всплеснула руками. — Надеюсь, вы хотя бы пообедали?
Ох, про это я совсем забыла! И я с удовольствием взяла и остатки пирога с яблоками, и крынку с молоком, которое за этот жаркий день уже успело превратиться в простоквашу.
— Мы продали почти всё, мадемуазель! — Рут явно не терпелось похвастаться. — Осталось только немного меда. А ярмарка будет продолжаться и завтра. Мы можем привезти еще зелени и творог!
Я одобрительно кивнула. Мне всё равно нужно было приехать завтра в Гран-Лавье снова, чтобы отдать мадам Ларкинс матушкины платья. Так почему бы не заработать и еще немного денег?
Рут хотела отчитаться передо мной за проданный товар, но сейчас я была не в состоянии заниматься арифметикой. Едва я села в экипаж, я заснула и проспала всю дорогу до дома.
На следующий день мы снова встали на рассвете. Кип долил в бочонок мёда и стал срезать зелень — укроп, петрушку, сельдерей, а еще вырывать и мыть зеленый лук. Потому что Рут заниматься этим было некогда — она помогала мне упаковывать платья.
— Ох, мадемуазель, ну неужели вас совсем не жалко их продавать? — сокрушалась она, складывая наряды в сундук. — Вы только посмотрите, какая красота! Нет, вам непременно нужно оставить хотя бы это! — и она продемонстрировала мне платье из парчи изумрудного цвета. — Оно так идет к вашим глазам.
Она выглядела такой расстроенной, что я согласилась. Хорошо, это платье мы оставим. Мы оставили еще одно теплое бархатное платье и, разумеется, все ситцевые и сатиновые. За простые платья мадам Ларкинс не заплатила бы мне и медной монеты.
У Констанции было много нарядов. И старых платьев среди них не было — должно быть, она регулярно обновляла свой гардероб. В итоге в сундуке оказались два десятка туалетов (вместе с подходящими к ним шляпками и перчатками). Я не знала, какие из них были сшиты недавно, а какие давно, но все они выглядели превосходно, и я надеялась, что того, что модистка мне за них даст достаточно монет, чтобы расплатиться по крайней мере с ней самой.