Мы договаривались с ней, что за самые новые платья она заплатит мне по семь серебряных монет, но ведь шляпки и перчатки тоже чего-то стоили!
Пока Кип грузил все товары в карету, я прошлась по огороду и остановилась у картофельного поля. Картошка вовсю цвела. Совсем скоро можно будет выкопать несколько кустиков и попробовать плоды на вкус. Я надеялась, что этот овощ был тем самым, к которому я привыкла с детства. Ведь все остальные овощи, которые я попробовала здесь, имели вполне знакомый вкус. Так почему бы картошке быть другой?
И если это окажется действительно так, то я смогу удивить Рут и Кипа новыми блюдами, о которых они никогда не слыхали. Картошка отварная, картошка жареная, пюре, драники, картофельный суп. Да мало ли угощений можно из нее приготовить?
А может быть, я смогу использовать ее не только дома? И мысль о маленькой уютной чайной, где мы смогли бы подавать посетителям и картофельные пироги, и чипсы, показалась еще более заманчивой. Эксклюзивное меню наверняка привлекло бы к нам много покупателей. И поначалу, чтобы их не отпугнуть, я бы даже не стала рассказывать, из чего всё это было приготовлено. А потом они и сами бы поняли, что плоды картофеля вовсе не ядовиты.
Но пока об этом можно было только мечтать.
По дороге в Гран-Лавье Рут докладывала мне о продажах вчерашнего дня.
— За мёд мы выручили одну серебряную и восемь медных монет. За яйца — одну серебрушку. За зелень — семь медяков. Репа — еще пять. Сыр — тот дорогой, ушел за пять серебряных монет.
Я уже знала, что золотая монета состояла из десятка серебряных, а серебряная — из десяти медных. Таким образом, после нехитрых расчетов выходило, что Рут накануне заработала девять серебряных монет. Пока этого хватило бы только на то, чтобы расплатиться с мясником.
Сегодня мы везли на ярмарку почти всё то же самое, кроме яиц и репы. Может быть, нам удастся заработать еще хотя бы семь-восемь серебряных монет. Тогда мы смогли бы погасить долг еще и перед мельником. Но ведь нам нужно купить на ярмарке и кое-каких товаров для себя — тех же сахара и соли.
Подумав об этом, я снова подивилась расточительности Констанции. Как она могла тратить столько денег на драгоценности и наряды?
На сей раз, прежде чем отправиться на Рыночную площадь, мы заехали на улицу Белошвеек в салон мадам Ларкинс. Кип занес сундук с нарядами внутрь ателье. Они с Рут поехали дальше, а я осталась в салоне торговаться с модисткой.
Каждый наряд она осматривала так придирчиво, что я едва не рассердилась. Она осматривала все швы, проверяла целостность кружев, наличие пуговиц. Смотрела, не протерлась ли где-то ткань. Но придраться ей было не к чему — Констанция явно надевала каждое из платьев не более одного-двух раз, а какие-то наверняка не надевала и вовсе.
Она разделила наряды на две кучки. В одной оказалось четырнадцать платьев, а в другой — шесть.
— За эти, — она указала на первую кучку, — я дам вам по семь серебряных монет. А вот эти шились к позапрошлому сезону. За них только по пять, как и договаривались. За шляпки и перчатки добавлю еще десять монет. Больше, извините, предложить не могу.
Я не стала спорить. Эта инвентаризация изрядно меня утомила. Вздумай я торговать нарядами на ярмарке, я, может быть, и выручила бы за них больше, но сколько времени и сил это бы отняло. Да и я была не уверена, что по ярмарке разгуливали благородные дамы, которые могли позволить себе такие наряды.
— Всего, мадемуазель, получается сто тридцать восемь серебряных монет, — резюмировала мадам Ларкинс. — То есть, тринадцать золотых и восемь серебряных. Десять золотых я забираю в счет долга вашей матушки. А остальное — вот, извольте.
И она отсчитала мне три золотых и восемь серебряных монеток. Я взяла их дрожащими руками. Сейчас эти деньги казались мне целым состоянием!
Как же всё-таки по-разному оплачивался здесь труд! Сколько дней пришлось трудиться Рут и Кипу на огороде, чтобы заработать всего девять серебряных монет. И как дорого мадам Ларкин оценивала результаты собственного труда!
Но следовало воспринимать действительность такой, какой она была.
— Кажется, этот господин — один из друзей его светлости? — услышала я женский голос.
Возле крыльца стояла рыжеволосая девушка. Она с восхищением смотрела вслед хмурому мужчине, что поехал дальше по улице Белошвеек.
— Полагаю, что так, — я пожала плечами. — Однажды я видела его в обществе его светлости.
— О! — восторженно воскликнула она. — Вы уже видели герцога Марлоу? И каков он из себя? За то время, что он уже в городе, он не побывал еще ни на одном званном вечере. Но я слышала, что он очень красив.
Она явно хотела услышать от меня ответ, и я сказала:
— Да, его светлость весьма привлекательный мужчина. И у него хорошие манеры.
Девушка кивнула:
— Конечно, у него и должны быть хорошие манеры. Ведь у него такое благородное происхождение!
Похоже, для нее это было само собой разумеющимся — что благородное происхождение обязывает к соответствующим манерам. Но друзья герцога Марлоу эту взаимосвязь отнюдь не подтверждали.