Картограф (СИ)

Филя застыл на пороге не жив не мертв. И сюда не пускают! Он попятился назад, запнулся и брякнулся на крыльцо. Поп грозно встал над ним, сведя в единую точку кустистые брови, и пробасил:

- Ты чего здесь забыл?

- Очищения алкаю, - сказал Филя, дивясь слову «алкаю», которое само собой соскочило с языка.

- Алкай где-нибудь в другом месте! У нас здесь храм божий, а не вертеп.

- Не пустите?

- Не пущу! После тебя отмывать все придется. Давай, убирайся, не пачкай мне порог. А то святой водой плесну, слышишь?

- Хорошо, плесните, я не против - обреченно сказал Филя, подымаясь. - Думаете, я от этого исчезну? Я человек! Обычный человек!

- Анчихрист! - продолжал вопить нищий, подползая поближе. - Бей анчихриста!

- Гундяй, не лезь! - строго сказал поп. - Сам разберусь. Никакой он не антихрист.

- Вот! - воскликнул Филя. - Вот!

Поп устало вздохнул и промолвил:

- Я прошу тебя, не приходи больше. Ты мне всю паству взбаламутил. Думаешь, им до молитвы сейчас? Не место тебе в церкви.

- Но я же просто хотел войти! Нельзя?

- У тебя теперь своя вера. Бог от тебя отвернулся. Служи своему господину, а к нам не лезь. Пропащая душа!

И поп захлопнул перед его носом дверь. Филя приложил ухо к щели: возбужденный гомон стих, раздалось пение. От обиды он дважды пнул порожек. Как можно? Почему с ним обращаются, как с прокаженным? И в мастерской, и здесь - словно сговорились! Несправедливо, подло, гнусно!

Он еще немного постоял, вслушиваясь в звуки голоса, упрямо и монотонно выводившего «Кирие елейсон», повздыхал и отправился восвояси. Дома его встретил довольный Витя с крынкой молока.

- Вот, смотри, принес! Коза черная, что твой уголь. Сам видел!

- Отлично! - буркнул Филя.

- Ты не рад?

- Отчего же, меня прямо распирает от радости. Не видно?

- Что случилось? - Витя поставил крынку на стол и принялся счищать с лягушки слизь в стоящий рядом коробок.

- Да так... - сказал Филя, раздумывая, стоит ли делиться переживаниями. - Хотел зайти в церковь, не пустили.

- И только-то? - удивился Витя. - Меня уже третий год не пускают. Отец Паисий вытолкал взашей, сказал, я нехристь. Мать, конечно, убивалась, а мне хоть бы хны. Эй, ты чего? Реветь вздумал? Ты что, девка? Давай, соберись. Я тебе слизи наскреб, вот сколько! И молока залейся.

Лягушка проскакала по столу и со значением заглянула Филе в глаза.

- Уйди, - отмахнулся Филя. - Не до тебя сейчас.

- Ква! - откликнулась лягушка то ли с сочувствием, то ли с издевкой.

Грязные ноябрьские сумерки плавно перетекли в ночь. По небу неслись рваные облака, высокая луна выхватывала из темноты дома по одному. Надрывно выл соседский пес. Истаксовавшийся Витя устало сопел в подушку, Вера ругалась с матерью. Прунька, в эту неделю переехавшая к ним домой, проникла в комнату и яростно чесалась в углу, выгрызая из длинной шерсти блох. Филя не заметил, как задремал. В голове образовался приятный туман, веки склеились, тело охватила сладкая нега. Он увидел себя со стороны: лежит, распластался на тюфяке, по подбородку слюна. Филя отвернулся в отвращении и понял, что его тянет к комоду. Там что-то важное! Ах, да, ведь утром, едва проснувшись, он убрал туда черную книгу! Не в силах сопротивляться, он подошел, открыл верхний ящик и взял ее. Она тяжелила руку. Прикоснулся к страницам, будто щенка по животу погладил - мягкая, шевелится, беспомощно дрожит. Боится, что страницу вырву. Ничего, потерпи!

И он со всей силы дернул. Страница выскочила, оставив в переплете несколько кусков. Филя погладил рану, подул на нее и спрятал книгу в комод. Страница была еще жива, но силы покидали ее, она стремительно холодела. Филя одним ловким движением обмазал ее слизью и опустил в крынку с молоком. Теперь в сени, в холодок, иначе прокиснет. Он вышел в коридор и поставил крынку за ларь. Накрыл ветошью, чтоб не заледенело. Вот теперь можно и на боковую, на заре все будет готово.

Успокоенный, он посмотрел в окно, опушенное снегом. И тут звякнула задвижка, дверь открылась, и вошла Валентина с узелком в руках. Она увидела его и испуганно отпрянула.

- Не бойтесь, я уже ухожу, - сообщил Филя миролюбиво.

- А! - ответила она, прячась за дверь. - Только вы неправильно все сделали.

- В смысле?

- Не надо было тряпкой накрывать. Кислород нужен.

Филя сразу понял, что она видела через окно, как он носится по сеням с крынкой.

- Так замерзнет! - возразил он. - В лед превратится.

- И пускай, даже лучше. Вы идите, я раскутаю.

- Благодарю, - сказал Филя. Он внезапно обнаружил, что стоит перед ней в тапочках на босу ногу и кальсонах. Не желая больше смущать Валентину, он юркнул назад, в дом и бесшумно прокрался в комнату.

Утром он обнаружил, что крынка раскололась. Ей-ей, странно - незакрытая стояла! Молоко превратилось в хрусткий сероватый лед, и страница в нем совершенно затерялась. Филя заботливо сложил все в таз и понес к печи. Когда льдина растаяла, он увидел, что страница побелела. «Вот и славно, - подумал он, стряхивая с нее капли молока. - Теперь что? На березу повесить!»