Читаем Картошечка полностью

— Сильная женщина — это всегда трагедия, — продолжала жаловаться она. — Если она трудолюбивая, то будет делать карьеру, наплевав на мужа и детей. И ей будет хорошо, и никто ей поперек слова не скажет, разве что мужики на работе назовут стервой. А если сильная женщина красива и умна, то она никогда не будет счастлива. Понимаешь меня? Любой мужчина сбежит от нее, потому что у нее нет недостатков. А когда она станет слабой, то ее сразу затравят. Отомстят. Понимаешь меня?

— Понимаю-понимаю, — кивала Ольга Николаевна. От нее муж сбежал совсем по другой причине, но спорить с капризной старухой не хотелось. Она разломила ампулу и набрала бесцветную жидкость в шприц.

— А вообще все мужики безвольные и бесхребетные, — бубнила Римма Марковна. — Каждого нужно подгонять, ставить им какие-то задачи, придумывать цель и смысл, звездой его быть. Поверь мне, дорогуша, мужчина палец о палец не ударит, чтобы сделать что-то, если только это не война. Как разрушать чего-то, так они первые. Тут у них сила воли сразу появляется… Тут им женщины не нужны.

— Римма Марковна, давайте ногу, — ласково перебила ее Ольга Николаевна и с любопытством посмотрела на старуху: почувствует что-нибудь или нет. Не почувствовала. Слишком увлеклась своим брюзжанием.

Игла впилась в истончившуюся от старости кожу. Римма Марковна подняла на Ольгу Николаевну грустные глаза.

— А знаешь, почему от тебя муж ушел? — спросила она.

— Почему?

— Потому что ты над ним власть не взяла. Поняла? Либо его сила, либо твоя… Другого не дано.

— Ну, конечно, — ответила Ольга Николаевна. — Само собой. Я приду к вам завтра. Сделаю еще один укол, чтобы не болела нога. Хорошо?

Римма Марковна ей не отвечала. Глаза ее блаженно закатились, а капризный карминный рот сложился буковкой «о», после чего она задышала легко и спокойно.

Через две недели она перестала брюзжать, стала смотреть на мир изумленными глазами маленькой девочки и повторяла все, что говорила ей Ольга Николаевна. А та просила ее расписаться то тут, то там, написать ходатайство, чтобы ей, Ольге Николаевне, дали квартиру. От уколов актриса не соображала, что не прошение пишет, а завещание. И это ее, ее квартира, с тахтой, фикусом и креслом-качалкой, достанется покорной женщине с вечно несчастными глазами. И что эта женщина будет домазываться ее помадами, отпарывать от ее кофточек красивые кружева и сажать своего безвольного сына в ее любимое кресло. Ничего этого не понимала Римма Марковна, которая давно не различала, где сон, а где реальность.

Через месяц старая актриса умерла, так и не очнувшись от блаженного изнеможения, в которое погружали ее уколы. Ольга Николаевна, полюбовно расставшись с майоршей, въехала в новое жилье. Майорша не осталась внакладе: две комнаты плюс весь скарб (только серебро и фужеры Ольга Николаевна забрала из ничейной комнаты). Оказалось, что майорша, в сущности, своя в доску и все понимает. Даже помогла ей, нашла нотариуса — такую же, как она, тихую подлую тетку. Та за двести пятьдесят рублей оформила документы, по которым Ольга Николаевна оказывалась кругом права. Еще триста пришлось заплатить знакомому фармацевту за ампулы, но не все же получать даром, а у фармацевта — тоже тихой несчастной женщины — муж парализованный. Ей деньги ой как нужны!

Когда все хорошо и славно устроилось, судьба преподнесла Ольге Николаевне еще один подарок. В старом чулке, в углу верхнего ящика бельевого шкафа лежали актрисины деньги — полторы тысячи рублей. Хватило на новую мебель и поездку к морю, где с кашляющего Стасика мигом сошла вся хвороба, но не апатия.

Стасик — ее боль, тоска и нежность — так и остался сонным, послушным и невозмутимым. Когда повзрослел, устроился в тихий НИИ инспектором по технике безопасности. Пытался встречаться с женщинами, но Ольга Николаевна страшилась повторить судьбу Риммы Марковны. И претенденток в снохи отвергала. Стас послушно кивал, расставался с женщинами. По вечерам читал, разгадывал кроссворды, смотрел с матерью телевизор. Никогда не говорил, что ему что-то не нравится. Да, мама. Хорошо, мама. Я сам помою посуду, мама. Пять лет назад купил компьютер и с тех пор проводил за монитором большую часть времени. То гонял на машинах, то спасал какую-то вселенную от желто-красных мух, то сражался с неведомыми ящерицами и ниндзя. В такие моменты он оживал и забывал обо всем, гоняясь за нарисованными врагами. Такое лицо у него было в детстве, во сне, когда он просыпался, взбудораженно бормоча, что на него напал дракон, а он отбил его мечом. В монитор смотрел таким же зачарованным взглядом. Но Ольга Николаевна оттаскивала его от монитора, просила вынести мусор, вкрутить лампочку — и он с неудовольствием просыпался. А точнее, засыпал.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги