Карты четырех царств.

А город красивый, не большой, но и не маленький. Дома добротные, улицы весьма широки и почти без выбоин. Фундаменты у домов высокие, а окна узкие и рослые, иной раз от пола до самого потолка, и все имеют деревянные решетчатые заслонки от света, и все двойные, утепленные: значит, зимы холодны, а лето бывает жарким. Солнышка иногда много, а иногда весьма мало… Определенно, прекрасное место, средина мира, — улыбнулась Ана. Почти решила, что погорячилась со сказочкой. Собралась даже отмахнуться от затеянных шалостей, но возок уже встал перед домом в два этажа, с вывеской над всеми окнами: девицы кружатся в танце, все в дорогих платьях, и все переступают витую нить, и все касаются красиво прорисованными туфельками не пола — а толстенного медного стержня в виде иголки с широким ушком. Он — и часть узора вывески, и её прочное основание.

— Там поселимся, — Кочет указал на дом напротив, — у моего поставщика скатертей и занавесей. Денег он не возьмет за один-то день. Вам годится?

Ана кивнула, спрыгнула из возка и пропала в швейной лавке аж до сумерек. Если бы барон Нонома хэш Омади чуть лучше понимал происходящее, он бы насторожился. Особенно когда Ана вышла от швей — очень серьезная. Невпопад кивнула на вопрос Кочета об ужине. Пошепталась с хозяйкой дома, снова кивнула — и выскользнула на улицу, чтобы пропасть до утра! Завтракая, Кочет «гостьюшку» не видел, но получил от неё бумажку с тремя указаниями. Повел бровью и отправился исполнять.

К полудню Ана вызнала и подготовила всё, что ей казалось главным, по крышам добралась до городского дома барона — роскошного, одного из самых богатых в городе. На крыше главного здания Ана уселась, обнимая мраморную шею худосочного льва, правого из пяти, украшающих фасад. В ненавязчивом обществе мраморного хищника Ана дождалась, покуда слуги завершат полив осенних бледных цветов, а стража доиграет в кости и потянется обедать. Тогда, без помех, Ана спрыгнула на балкон и, поддев оконную раму, проникла в галерею второго яруса. Почесала нос, прислушалась. Сомневаясь и надеясь на удачу, выбрала направление и зашагала, не таясь, по середине роскошного ковра. Добравшись до зала с тремя дверями и выходами на две лестницы — парадную и черную — Ана снова замешкалась… Но вовремя разобрала шум голосов слева-сверху, из башенки, которую прежде сочла игрушечной, нежилой.

Десять ступеней вверх по чёрной лестнице — и вот дверь. Смурной, сонный наемник скорчился на стульчике, подслушивает… так и отбыл в обморок, не заметив посторонних!

— По-вашему не выйдет, — устало шептал тонкий, срывающийся голос. — Хоть голодом морите, хоть что еще выдумайте, но решения я не изменю. Вы должны понимать, Омади не столь ничтожный род, чтобы подобное прошло незаметно.

— Тогда мерзни, дура! — проревел баронский бас, властный и могучий здесь, в родных стенах. — Помрешь, всё и решится. Не быть по-твоему, нет! Всякая баба должна знать свое место. Бабье место! Решила ты? А будет по-моему, подыхай, но знай: мы нашли его.

— Лжете, как обычно, — вздохнула женщина.

— Он в подвале, возле порта. Во, перстень. Еле стащили, наёмнички-то уже хотели с пальцем рубить… Жрать не дам ни ему, ни тебе. И тепла не будет ни здесь, ни там. Неделю жду, одумаешься — он, глядишь, не околеет. А околеет, глашатаи о том сообщат. Ты права, род сильный, по-тихому и побочные выродки Омади не мрут. Похороны вам устрою — любо-дорого!

Гулко хлопнула дверь. Шаги барона прогрохотали по хрустящему, старому паркету… шарахнула о стену ближняя дверь, добивая и без того ушибленного сторожа! Барон выругался, пнул бессознательное тело, буркнул: «Подслушивал, гнида!». Повозился, запирая дверь — и стал протискиваться по тесной для тучного человека лестнице вниз, в простор, роскошь и тепло главного особняка…

Ана спрыгнула из-под потолка, некоторое время рассматривала дверь, выбирая решение. Нагнулась, нащупала на поясе у наемника нож, засунула меж проушин висячего замка — и нажала. Кивнула, слушая сочный хруст и хоть немного разряжаясь, расходуя злость в приложенном усилии. Вторая дверь поддалась еще проще.

— Добрый день, я Ана, — сообщали Ана с порога, кивнув бледной девице своих лет, скорчившейся на подстилке, под тонким плащом. — В этой сказочке всё слегка запуталось. Но в целом мы соблюдаем правила: платье, карета, бал. Пошли. Сейчас по плану платье. Мне швеи рассказали о тебе. Ты так себе сплетня для города, несвежая и скучная. Ну, взял красавец-молодец в жены больную баронессу с малолетней дочкой. Добрый человек и всё такое, а ты наоборот, злая. Его мягкосердечия не ценишь, и на нежную заботу отчима отвечаешь злобным презрением.

Ана сбросила куртку, почти силой усадила тощую, холодную как лед девушку и просунула сперва одну её руку в рукав, затем вторую. Рывком запахнула куртку, сразу затянула пояс, вздернула тело в стоячее положение и навалила себе на плечо.

— Вы… — обвисая и не имея сил сопротивляться, просипела похищенная, — кто?