Карты четырех царств.

— Отчего-то папа иногда приходил туда и смотрел в колодец, — Ана выдавила ногтем метку, крест-накрест. — Запах смерти и пропасть без дна, точно так. Мне всякий раз делалось жутковато. Если можешь, не лезь туда! Скалы отвесные, скользкие от гнили. Спуститься нельзя, они еще и острые, веревка перетрется. На дне, если там есть дно, нельзя дышать. Ты прав, там кладбище зверья, воздух отравлен.

— Я там был, отмечено, — сокрушенно покачал головой Дар, проследив, куда указывает палец Аны. — Нет пропасти, увы.

— Ты шел по тропке, а надо лезть вправо-вниз от сосны о трех стволах, и дальше по руслу ручья вверх до золотых цветов… Сейчас нет цветов, но есть осыпь и отвратительный камень, который крошится. По крошеву и придется ползти, повиснув на пальцах, над обрывом. Ты уверен, что тебе надо туда? И зачем я так запросто рассказала?

— Да, мне надо! — Дар настороженно глянул на Ану. — Неужели теперь найду? Сейчас же проверю. Получилось невежливо, но прости… я не в себе, меня тянет, это хуже болезни. Живи тут, сколько пожелаешь. Отец ночует в кабинете, он совсем погряз в делах. Мама… — Дар сник, — мама моя зовется Дикой и всё реже посещает город. Только повидаться с отцом, мое воспитание она забросила окончательно. А, не буду об них. Отдыхай. Благодарю за то, что веришь мне и не считаешь безумным. Ты не думай, если ничего не найду, я не в обиде. Я так много раз уже ничего не находил…

— Оденься потеплее! — Запоздало посоветовала Ана.

Но её уже никто не слушал и не слышал. Беловолосый парень, кажется, был совершенно не в себе, как и сказал. Он умчался, и Ана с порога сарая видела: бежит в полную силу и нацелен на дальние горы уже отсюда, словно нет городских стен и дорог, нет лошадей и тем более повозок…

Ана зябко поежилась, обхватила руками плечи.

Припомнились слова Лоэна: мир балансирует на грани катастрофы. Горечь накопилась и сделала ночь еще холоднее. Что вскипело в душе, что вынудило так спешно и даже грубо оборвать разговор с Лоэном? Почему сделалось невозможно слушать любые слова того, кто вроде бы имел право и опыт дать совет? Вдобавок — приходился родичем отцу…

— Этому Лоэну тоже бы хватило ума сказать, что рубаха неподобающая, — буркнула Ана.

Первым что-то подобное отметил Бара… это помнилось и делало горечь еще гуще и тяжелее. Одни и те же слова могут иметь совершено разный смысл! Бара заботился не о приличиях, а о безопасности Аны. Прочие же… они и есть прочие.

Ана осмотрела нобский столичный сарай. Подошла к столу, поддела отрезанный ломоть сыра, сжевала, не ощущая вкуса. Поболтала бутыль, откупорила пробку и принюхалась. Хлебнула три глотка, не ощущая ни вкуса, ни запаха. Недавно ей хотелось спать. Теперь сон пропал, а горечь норовила затопить мир… И еще тошнотворный, обжигающий жар в животе. Что за гадость была в бутыли? И горло дерет, и пить хочется пуще прежнего.

— Прогуляюсь, — предложила Ана самой себе, вздохнула и добавила обиженно: — Столица… темно и глухо, как в лесу!

Осенний ветер перебирал листья, грудами наваленные у ограды. Некошеная крапива горбилась, густо заплетенная пожухлым вьюнком. Наверняка в парке водились кролики… Но без папы это сделалось не важно и не интересно. Ана прикрыла дверь сарая и пробралась к ограде, перелезла её и зашагала по дороге, вымощенной плитками, тщательно обкошенной, свободной от сора и листвы. Не иначе, столичные богатеи вместе следили за ней или же город делал это за них, — решила Ана. Она шагала и считала шаги. До угла заброшенного парка — семь сотен. Много. Десять через перекресток. Пять сотен вдоль весьма скромной ограды соседнего имения. Снова десять — через перекресток.

Ана остановилась и пожала плечами. Скучно.

Ветер качнулся, задул с севера, бросил за шиворот пригоршню листьев и несколько случайных дождевых капель… А еще донес запах, совершенно невозможный в такое время, здесь. Ана споткнулась. Принюхалась, не веря себе. Прижмурилась — и побрела на запах, ускоряя шаг. За вечер она встретила дракона и папиного брата-вервра, в три минуты перелетела в столицу, чуть не свалилась на голову безумного графа, обитающего в сарае… После такого можно поверить даже в запах юфских медовых абрикосов. Тем более он не пропадает, а крепнет с каждым шагом! Запах родины алого Ош Бары, запах беззаботного детства самой Аны, запах бескрайней пустыни, где всегда много солнца, а дождь — благодать. Где душа никогда не оказывалась затоплена горечью, где нет стылой осени и серых ночей…

Ана уткнулась лбом в узорную ковку, зашипела, растёрла ушиб и ящерицей полезла на ограду, заранее рассматривая сад по ту сторону и улыбаясь всё шире.