Карты четырех царств.

Началось с того, что рисовальщик вскочил, вытянул из кармана черный короткий карандаш и стал быстро-быстро чертить прямо в воздухе — стебли, бутоны… Густо, и все темные, словно узор вырезан в бумаге и виден лишь на просвет. Хотя пока в нем и света нет, он глянцево-черный… Странная картина заполняла пространство гуще и гуще, и тут по переходу полыхнуло кольцо искристо-белого света, рисовальщик перекатился через спину, метнулся и поймал на руки возникшую из ниоткуда девушку. Собственно, его движения я не видел, просто по опыту понял и отстроил. Теперь знаю: реакция у парня — даже завидовать бесполезно. И, я спорить готов, что видел у девушки крылья. Мгновение назад она была вся в свете — и крылатая. А теперь уже почти обычная. Только совсем тоненькая.

Свет прокатился и угас, но прежде вроде бы шевельнул разрисованные стены — и нездешним лесным туманом запахло внятнее. А еще тот узор, что создал парень — он искаженными тенями лег на пол и потолок. Будто свет от крылатой девушки не иссяк, раз его тень — уцелела.

— Очень душный мир, но ты хорошо постарался для меня, могу немножко побыть тут, — крылатая сморщила нос, трогая рыжевато-красные волосы рисовальщика. Насмешливо подёргала три лиловые пряди на макушке. — Ты опять лазал по людским топям, болотный ноб? А домой когда?

— На сенокос, честно… Проводишь? — парень взглядом указал на Смерть и его дочку.

— К матушке или к Алелю? — задумалась девушка, шевельнулась — и снова за спиной у неё блеснули мгновенным сиянием крылья. — К Алелю, там приживется. Но её отцу будет сложно.

Смерть быстро мотнул головой — мол, не о нём надо думать. Девушка пожала плечами и не стала спорить. Сразу света сделалось очень много, а когда сияние пропало, и глаза перестали болеть, в переходе не было ни Смерти, ни девочки, ни крылатой их проводницы.

Рисовальщик тоже пропал бы, но его за шиворот поймал Жес, удержал вроде как на пороге. Теперь я знаю, что есть такое дело — порог. Дверь не имеет значения, важно лишь то, кто делает шаг.

— Клог, зараза, — сыто, мирно прорычал Жес. — Стоять. Матиа, ты ведь хотела увидеть сына матушки Улы? Он и есть. Еще ты хотела узнать, кто присматривает за мной. Ул знает, жива ли моя душа. А его женщина знает и того больше… Матиа, ты спрашивала, каков мой страх. Я всего лишь зверь, я боюсь безмерного сияния. Свет нэйя — мой страх и моя мечта.

— Пусти, — для порядка, без усилия или злости, дернулся рисовальщик. — Твоя Ана извела всех. Я обязан создать занавес, опять новый, потому что там очень больной мир и очень грустные дети, — парень искоса глянул на Матиа, потянулся к карандашу и в одно движение создал новый рисунок. — О тебе говорила матушка. Вот паутинка для ловли плохих снов. У каждого свой страх и своя мечта. Я никогда не смогу смешить детей, как Ана. По слухам, даже королева тайком посещает её выступления. А вот Осэа я видел сам, это уж без сомнений.

— Не забалтывай тему, — промурлыкал Жес.

— Если тебе прикипело биться-ратиться, то завтра, когда закончу занавес, мы с Эном охотно бросим вызов вам с Шэдом. Или мы с Шэдом — вам с Эном? Они еще не решили. Одно точно, Лоэн убедил меня, что именно я уговорил его на роль судьи: это почетно и…

— …и безопасно, — усмехнулся Жес и отпустил куртку. — В полдень. Но приведи волосы в порядок. Шэд линять начнет, глядя на тебя.

Рисовальщик сморщил нос, подмигнул — и сгинул в один шаг. Я понял вдруг, что ужас как удивился бы, не пропади тощий парень с красными волосами.

Жес поправил браслет-змейку, провел с нажимом по черепу… и снял с себя капюшон. Шкуру? Пленку? Не знаю, но это снялось вместе со смуглостью, татуировками и лысиной. Теперь Жес стал совсем похож на того человека, которого я знал двадцать лет назад. Одежда его обновилась до майки и костюма из чего-то вроде змеиной кожи. Стильно, но слегка вычурно, слишком уж по моде. Жес поправил лацкан, снял с него невидимую пылинку… в пальцах появилась тонкая змейка. Жес метким щелчком сбросил её мне на запястье, и змейка свернулась, чуть повозилась, стала браслетом. Отрастила вместо головы — циферблат. Это маленькое чудо я смог принять без усилий. Тем более, Жес уже отвернулся, мельком покосился на Матиа и зашагал к лестнице.

— Что на сегодня?

— Ваш брат звонил. Дословно сказал вот так: «Есть аморально-гастрономический вопрос. Я все спланировал, активы дозрели, пора снимать сливки общества. Давай решим, подавать кризис с кровью или прожаренным». — Матиа пожала плечами. — Жес, а разве скоро кризис? Вроде, ничего такого не заметно. Ваш брат особо отметил, что мягкий вариант — только после торга.