— Господин Вест убежал, — поделился Хан, горделиво расправляя узкие плечи, — а люди, они, если вспомнят, то после благости разойдутся искать Неллет. Хорошо, что ты им сказал, ты почти, как наш Айка, умеешь сказать, что надо. Неправду нужную. Айка хороший, но, когда болтает, бывает и врет. Для красоты. Жалко, что я родился рано. Еще из посчитанных детей. Но зато я ведь взрослый. И сам отказался от благости.
Он настойчиво заглядывал в озабоченное лицо Андрея, пытаясь вызвать его восхищение.
— Я не соврал. Как тебя. Хан? Неллет, она пропала из Башни. И она где-то тут.
Подняв голову, он вдруг увидел — с потолка на цепке свисает луковица желтого металла, крутится медленно, и сейчас покажет окошко, где под выпуклым стеклом движутся неумолимые стрелки. Моргнул и часы исчезли, не успев показать, сколько времени остается. До чего? А может, он успел и стрелки остановились?
— Как это? — Хан нервно указал на покрывало, поднял руку к провисающим скомканным пеленам, — нет, друг, ты верно ошибся. Место великой Неллет — вот оно. Если бы она была, она тут была бы. Вест потому и совершил обман, чтоб люди думали — вот она, вернулась. Если бы она вернулась, зачем бы ему? А?
— Почем я знаю? — перебил Андрей испуганную скороговорку, — значит, есть причины. Что там воины? Долго будут шептаться? Пойди, спроси.
— Я? — голос Хана осип, — я? У воинов?
— Надо найти Неллет, — с расстановкой сказал Андрей, — скажи, пусть ищут! И ты сам. Выйди, посмотри, что там с лодками.
— Мне нельзя. Пока дождь. А к воинам…
Хан помялся и пошел, оглядываясь на собеседника. Набираясь смелости, повторял в такт медленным шагам: нужно так «новый господин велел… чтоб вы…». Но, толкнув в бок рослого парня, который с досадой обернулся, вдруг прокричал тонким, скандальным голосом:
— Пока болтаете тута. Вест убежал. А принцессу не ищет же никто! Нужно проверить закуты и кладовки. Пещерки, что внизу, под домами. И быстрее, а то, кто знает, чего лодки летят.
Через минуту снова топтался рядом с ложем, в упоении от собственной смелости. Он сам — велел воинам. И они молча послушались, разбежались по двое, гремя оружием и топая сапогами.
За их спинами, скрипя, удалялся звук нагруженной тачки, Дакей бормотал брюзгливо, пеняя двум дядьям, что везли, насчет пропущенного дождя, что скоро кончится, а те вздыхали, жалея себя — им тоже благости не досталось.
— Теперь что? — шепотом спросил Хан, кожей ощущая опустевшее пространство и не зная, как дальше быть.
Андрей молча соображал, покачивая на руках жену. Думать было трудно и больно. Зелье все еще работало в полную силу, перегружая голову тысячами видений, такими яркими, что они временами замещали реальность — не разобрать, где он сейчас и что вокруг происходит. Только обмякшее на руках и коленях тело, казалось, было якорем, удерживающим его от взрыва сознания, который разнесет разум в клочья, и не соберешь их.
Перебирая холодные Иркины пальцы, он содрогнулся от пронзительной жалости, стараясь не думать, что именно делали с ней тут, в мрачных каменных лабиринтах, раззявленных серому небу. Пальцы чуть шевельнулись и ему стало немного легче. Он поднял голову, пытаясь обдумать вопрос парня. Вел глазами по краю висящих полотен, темной стене, решеткам над кострами, мысленно складывая образы, запахи и звуки в чашу именно этой реальности. Я тут, напоминал себе. Зал, камень, огонь, свет. Неровный пол, запах мокрого пепла, запах пота от испуганного парнишки рядом, влажный воздух, насыщенный сыростью. Тонкий, как невидимое жало, звук, который висел в ушах, не приближаясь. Дыхание Хана, частое, испуганное. Шорох одежды и мягкое покашливание — где-то… Рядом где-то…
Он перевел взгляд с мелькающего огня на пол обок большого ложа. Выпрямился, стараясь не сжимать вялую руку Ирины.
— Ты? Это же ты все устроил, старик! Усыпил нас там, в покоях. И сидишь тут. Прикинулся слепым. А сам!
Он бы ударил саинчи, но нельзя было отпускать Ирку, никак нельзя, в этом зыбком слоеном мире. Больше всего Андрей боялся, что она вдруг исчезнет, если он отвернется или просто моргнет. Потому, кривя лицо, шипел злые слова, стараясь дотянуться ими до спокойно сидящего старца.
Тот обратил к нему белые глаза, удобнее устроил на коленях легкую ашель, прикрывая струны ладонью.
— Ты глуп. Я лишь спел то, что происходило. И буду петь, пока смерть не закроет мой рот и остановит пальцы.
— Нехорошо так, с саа саем, — негромко посоветовал сбоку Хан, — нельзя так. Ты лучше спроси, пришлый спаситель, чего дальше и куда. Саа споет тебе, если пути появились.
— Ну? — Андрей постарался прогнать из голоса злость, — саа Абрего, чего дальше? И куда? Давай, поведай нам.
Старик кивнул. И вдруг улыбнулся, приподнимая ладонь со струн, будто под ней прятался птенец. Тронул одну струну кончиком ногтя. Запел, медленно проговаривая слова — понятные Андрею и вовсе незнакомые.