Ирина выпрямилась, теперь уже внимательнее рассматривая шторы, плотно запахнутые на окне. И очень похожие на то внезапное платье ночной Тони. Такой же переливчатый темный атлас, то ли черный, то ли густо-зеленый. Так же собранный в мелкие вытянутые складки.
Ей что, все приснилось? А если так, значит, она видела эти тряпки, раньше. Когда была. А когда была? И была ли вообще?
— Недавно, — говорила Тоня, пока Ирина оглядывалась, пытаясь собрать мысли во что-то внятное, — недавно вытащила и положила, а что, пусть будет. Старинное, но пусть, я ж не музей, даже если порвется, зато посмотрит, как мы живем.
— Новый год! — вспомнила, наконец, Ирина, — я к тебе заходила, помнишь? Приглашала. Полгода назад.
— Полтора, — поправила Тоня, — это прошлый был Новый год.
— Подожди. Недавно? Когда недавно? А шторы?
— И шторы недавно. Ну, месяц, может. Мне их сотрудница отдала, сказала, мрачные. А мне нравится. Откроешь, как будто в другой мир вылетаешь. Да что с тобой, Ирэночка? Давай я корвалолу сейчас.
Она засуетилась возле полированной стенки, хлопая дверками.
И тогда Ирина села снова, махом выпила ледяной мятной жидкости из принесенного Тоней стакана. И рассказала ей все о ночном визите.
Тоня сидела тихонько, перебирая бахрому на салфетке, постеленной под ноутбук, очки блестели, скрывая глаза, рот приоткрылся, губы шевелились, повторяя говоримые Ириной слова.
— Очки, — с облегчением сказала та, — я вспомнила, ты зашла, они были, потом исчезли. Просто не стало их. Значит, мне все приснилось. Тонь, я сны никогда не вижу. Можно сказать, не знаю, что это такое. И вот вдруг. Но там все такое было…
Она повела руками, пытаясь объяснить, какой весомой значительностью пропитан был сон, каждая крошечная его деталь. Шаги по асфальту, серый прозрачный воздух, и эти птицы под конец — так внятно и звонко болтали. А еще — башня. Но пришлось бы перечислять долго, потому что каждая мелочь словно кричала, убеждая в своей реальности. Каждая!
— Только все эти кружева-шелка, я не понимаю, они точно такие, как у тебя тут. А не могла их видеть. Пусть даже просто похожи. Но все равно, такое совпадение.
— Так надо, — вдруг кивнула Тоня, бросив мучить бахрому, — это правильно.
— Что правильно?
— Ты должна знать, что это был сон. А еще должна знать, что он настоящий. Вот тебе и показано. То, что не видела в жизни, но оно есть. А я? Я тебе говорила позвать Андрея, да? Значит, надо позвать.
— Тоня, перестань! Не верю я во всякие вещие сны. Ты еще скажи, я должна потащиться в парк, встать там на прибое и орать горизонту? Я что, в психушку мечтаю попасть? Да, и еще. Ты там была не такая.
— А какая? — Тоня поправила очки, взбила кудряшки за ухом.
— Ну… — Ирина не стала говорить конкретно, чтоб не обидеть соседку, — совсем какая-то другая, решительная. Уверенная.
— Хочешь, ночью вместе пойдем? — вдруг предложила Тоня, немного нервно раскладывая книги на столе, — в парк, чтоб ты не волновалась, когда будешь звать.
— Да не буду я! — возмутилась Ирина и встала.
Тоня молчала, и Ирина возмутилась еще больше, прочитав в молчании уверенность, в том, что будет. Пойдет и позовет.
На работу возвращаться не стала. Переоделась в домашний спортивный костюм и легла, повыше устроив подушки. Держала в руках чашку, прихлебывая остывший кофе. Не давала покоя оборванная на полуслове Тонина фраза, о том, что вот мы с Мишей, когда-то давно…
У них же была любовь, думала Ирина, и от любви родился Вадик. То есть, двое хотели друг друга. Стремились, обмениваясь взглядами и улыбками. Может быть, Тоня пишет свои нескладные сладкие романы именно чтоб закрепить, не дать уйти этому вот, что когда-то было. Доказать миру, что оно никуда не ушло. Хотя бесповоротно закончилось. Зачем мне это? — спросила себя, баюкая в руках чашку и глядя на приоткрытую дверь в коридор. Может быть, для того, чтоб я вспомнила нас с Андреем? Когда вспоминала в последний раз? Очень давно. Когда были вместе и счастливы. А после, когда пришло ровное равнодушие, берегла его, стараясь не нарушать. Потому что знала, разрыв — это очень больно. Опыт был, до Андрея, и повторять его не хотелось. Так что, когда стали они отходить друг от друга, и оказалось, почти и не больно, просто ноет внутри, а начнешь работать и общаться, нытье утихает, прячется. Тогда тихо радовалась, лелея равнодушие. А оно росло, ширилось. Может быть, оно росло, потому что я его холила? — снова задала себе вопрос Ирина. И не знала, как ответить, и нужно ли отвечать.
Ночная Тоня была уверена в том, что нужно позвать. Попробовать что-то вернуть. И можно издевательски посмеяться над ее уверенностью, приводя в пример ее собственного злобного Мишку. Но ведь Андрей совсем не такой! Хороший. Нормальный. Даже как-то чересчур нормальный, хотя сначала именно это и нравилось в нем. Надежный. Поэтому и выбрала, обратила внимание. И стала. Что стала? Ловить, приманивать, как делают это женщины во все времена. Увлеклась, конечно, но крышу не сносило, и это радовало.