Круглая шахта, одна из множества, составляющих ожерелье в мраморном или полированной кости полу. Пустая. Если заглянуть — тонешь в дымчатой пустоте.
— Даже если не получится, воздух подъемника не даст вам упасть, — мягко уговаривал элле Немерос, а ненья Герия, кивая ободряюще, ступила на пустоту и исчезла, взметнув синий подол длинного платья. Но тут же появилась снова, протягивая в руках сорванные цветущие ветки. Опять шагнула, и снова исчезла, на этот раз мелькнув уложенными на голове косами. Девочки заахали, трогая пальцами теплые комочки птенцов, лежащих в ладонях наставницы.
А потом все расхохотались: в шахту решительно ступил ичи Коноя, и повис, нелепо взмахивая руками и дергая ногой.
Элле Немерос жестом успокоил смех.
— Ты занимаешь пространство, ичи, может быть, оно нужно кому-то еще. Сосредоточься, кинь себя вверх. Не нужно махать руками, ты же не птица пустоты. Прикажи телу…
Мальчик сдавленно промычал что-то и вдруг исчез, показав ступни в мягких ботинках. Подождав немного, советник продолжил урок.
— Если в шахте кто-то уже есть, она сама скажет вам это. Каждый ощущает присутствие по-своему. Кто-то ловит изменение запаха. Кто-то видит ненужный цвет. Или мигание света. Ваш собственный знак никогда не обманет, если не будете сомневаться в нем.
Нессле, вдруг подумал десятилетний Даэд об отце, называя его по имени, как школьного друга, вот Нессле наверняка это не понравилось бы. Что каждому свое и нет одного правила.
— Но никто не задерживается в шахте дольше удара воды. Если вы чувствуете кого-то, достаточно мысленно кивнуть или выдохнуть. И двигаться. Вы попадете в свободный промежуток.
А если одновременно со мной, на другом витке точно так же выдохнет еще кто-то? Даэд уже открыл рот, задать вопрос советнику. Но вовремя вспомнил сон, в котором Нессле не мог удержаться, задавал вопросы… Даэд шагнул в пустоту — подошла его очередь. Мысленно рванул вверх голову и плечи, нечаянно продлив картинку — вот шея тянется, как стебель лианы… И оказался на детском витке, что находился всего двумя уровнями выше. Помахал смеющейся малышне и мысленно нырнул, кивнув потяжелевшей головой. Мысленно же растопырил пальцы, боясь проскочить и оказаться в технических витках нижнего уровня. Он еще пару раз покачался, как поверхность воды в узком сосуде, промахиваясь, то на один, то на два витка, и потный, торжествующий, шагнул в толпу девочек, тесня их от шахты.
— Молодец, ичи, — похвалил его элле Немерос.
И стал рассказывать всякие тонкости и мелочи. Рядом с ним то один, то другой ученик, набираясь смелости, делал шаг, исчезал, появлялся снова.
А Коноя явился через час, тяжело дыша, возник в проеме, ведущем на внутреннюю спираль, и под общий смех подошел, вытирая со лба пот.
— У вас все получится, — ободрил его Немерос, — учеба будет происходить на многих витках Башни, придется летать туда-сюда.
Сейчас, мгновенно проскальзывая в мягко-упругой, такой послушной пустоте, пятнадцатилетний Даэд преисполнился благодарности к учителю за то сказанное вовремя слово. Летать, а не двигаться, скользить, подниматься. Он произнес его и для Даэда все встало на свои места. Шаг, мысль о расправленном теле, которое все — крыло, и он уже в нужном месте. Другой шаг, мысль о сложенных крыльях, свист в ушах, и он ниже на тридцать или пятьдесят витков, за одно почти мгновение.
И чужое присутствие в шахте Даэд ощущал, как взмах упругого крыла, что взрезает воздух неподалеку.
Продутый насквозь виток был пуст, и оттого томительно заманчив. Колонны, окаймляющие двумя рядами его края, белели от снеговых отсветов, и силуэты их резко очерчивала наступающая в наружной пустоте ночь. Дети, смеясь и немного пугаясь, рассыпались по белому полю, где снежные насыпи перемежались с гладкими блестящими плитами. Летом тут проходили командные игры, тогда открытые края затягивались плотной сеткой, она не давала улетать мячам, дискам, копьям и бумерангам, но хорошо пропускала свежие летние ветерки. Сейчас сети были убраны, чтоб не истрепывались зимними ураганами, и ветру ничто не мешало плашмя прокатываться вдоль гладкого пола и перетаскивать снежные заносы с места на место.
Даэд отошел от всех, ступая, надавливал мягким ботинком, жалея, что не сбегал переобуться — пальцы ног уже закоченели. Следил за движением снежной пыли, она поднималась, неслась на уровне колен, оседала чуть дальше, будто встряхивала и взбивала сама себя, чтоб оставаться нетронутой, свежей. Его следы побыли и исчезли, поднялись в виде сверкающих потоков и перенеслись дальше, образовав однобокий, совершенно гладкий сугробчик. Даэд пошел следом. Снова ступил, оставляя на белом глубокий отпечаток. Снег кинулся от него, выветриваясь вокруг рисунка подошвы.
Так, вместе со своими следами, Даэд добрался наискось до ближайшего края. Хорошо бы пересечь все поле, прикинул он, и выйти к другому, дальнему краю. Там никого. Но там не видно луны. Вот она, висит сверху и сбоку, такая белая, будто ее заморозили. Или она была сперва жидкая, а потом заледенела. Вдруг разобьется…