Карты мира снов [СИ]

Их любовь стала главным цветком самого цветущего месяца года на этой земле. Как яркая точка, поставленная двумя в бескрайнем царстве весны, на самой ее вершине. И все прочее отступило на цыпочках, чтоб не мешать двоим наслаждаться новым счастьем.

Внешне все продолжалось без изменений, по-прежнему они просыпались, чтобы заняться обыденными делами. Найти еду, починить что-то в хижине, уйти в рощу за медом или в дальнюю — за пальмовыми орехами. Поставить в ручье маленькую сеть для рыбы. Искать древесные грибы, потом придумать, как лучше их приготовить. И между всеми привычными занятиями теперь возникло еще одно — важное, самое главное. Они занимались любовью. По утрам, просыпаясь. На берегу, мокрые от морской соли, нагретые ярким устойчивым солнцем. Вечером в хижине, слушая вкрадчивые мелкие дождики, совсем не такие, как рясный ливень, отметивший начало месяца цветов. И конечно, ночами, когда к их дыханию примешивались неясные дальние звуки, которые стали для Даэда тоже привычными. Он примирился с тем, что когда-то пойдет одолеть плавную вершину центрального холма, с которой наверняка увидит, что это там, звучит и мерцает багровыми сполохами. И, приняв решение, успокоился. Потому что понял, оно все изменит, и пока не изменило, нужно прожить данную обоим милость взаимной любви.

Это было, как еще один мир внутри мира. И можно рисовать новые карты, думал Даэд, в свечении ночных светляков разглядывая плавные изгибы тела Неллет, путешествуя по ним губами и пальцами. А потом, тяжело дыша, ложился навзничь, закрывал глаза, улыбаясь и слушая, как по его груди, животу и бедрам путешествуют ее тонкие пальцы. Лежал, не подозревая, как похожа сейчас его улыбка на ту, что еле заметно приподнимала уголки губ мужского профиля на древнем барельефе.

Однажды, не открывая глаз, сказал в тишине ночи:

— Это счастье. Вот какое оно.

И открыл глаза, обеспокоенный тем, что касания и ее дыхание исчезли.

Неллет сидела на краю постели, сгорбив спину и упираясь руками в покрывало. Волосы скрыли ее профиль и плечи.

— Что? Что с тобой, моя Нель?

Она молчала и Даэд, испуганный тем, что сделал или сказал что-то не так, приподнялся, трогая ладонью плечо с пушистой волной волос. Неллет вздрогнула и отодвинулась на самый край, рука Даэда повисла в пустоте.

— Мой лепесток, моя морская ракушка, мое сердце. Я люблю тебя. Ты что? Неллет?

Замолчал, не зная, что сказать еще. И мучаясь своей черствостью, вдруг рассердился. Заныли руки и голова, будто приходилось удерживать на ладонях хрупкий шар из тончайшего стекла, какие делали мастера украшений, заранее зная, что эфемерные игрушки не проживут дольше праздничных дней. Я люблю ее, сказал Даэд себе, я так сильно ее люблю, но приходится думать даже, как дышать, как смотреть, взвешивать каждое слово и движение.

И Неллет почувствовала его усталость. Подняла голову, находя своей ладонью его руку, прижала к покрывалу, перебирая пальцы.

— Прости. Ты не виноват. Я сама. Я не хочу счастья. Его не надо.

— Как не надо? — пораженный Даэд сжал ее пальцы, — ты не хочешь быть счастливой? Я думал. Если мы. Вместе.

— Это плохо. Нельзя хотеть счастья. Оно очень жадное, Даэд. Если ты поддашься ему, счастье сожрет тебя.

Она говорила с печальной уверенностью. И в голосе звучал тот самый страх, который появился после найденного в роще черных вевров барельефа.

— Глупости. Ну, подумай сама, как может стремление к радости принести горе? Может быть, в твоем прошлом было что-то…

— Не хочу говорить, — быстро перебила его Неллет.

— Было что-то плохое, — не поддался Даэд, — поэтому ты боишься. Нельзя бояться радости, моя Нель, пойми. Нужно стремиться к ней. Или ты и меня боишься?

— Нет, — по голосу было слышно, улыбнулась.

— Тогда иди сюда. Я твой муж, я тебе велю.

— Ой-ой…

Он обхватил ее талию, повалил, целуя в шею и смеясь ее смеху. Уложил, разглядывая в полумраке светлое лицо с большими глазами.

— Я никому не позволю тебя обидеть. Все что было, оно в прошлом. Теперь я твой муж и я тебя защищу. Поняла?

— Какой же ты глупый. Глупый маленький хвастун. Но мне это нравится.

Они перестали говорить, потому что пришло время заняться любовью и после, усталые, лежали, как нравилось обоим, навзничь, глядя в потолок и переплетя пальцы.

— Ты спишь?

— Да.

— Спи, мой лепесток. Ты самая красивая.

— Даэд?

— Что, моя утренняя птичка?

— Ты никогда не бросишь меня?

— Ты глупее меня, Нель. Как я могу тебя бросить? Никогда.

— Хорошо. Я подумала. Ты можешь спрашивать меня. О чем хочешь. Я постараюсь ответить, если знаю ответы. Я больше не буду убегать от них. Утром, ладно? Я совсем уже сплю.

— Спи, моя Неллет.

Он мог повторять это бесконечно. Моя. Моя Неллет. Это резко и сильно кружило голову, наполняя сердце тоской. Он всего лишь один из весенних мужей. Наверное, каждый из них любил ее так же сильно.

— Даэд? — еле слышный шепот повис в темном воздухе, в котором не было посторонних звуков. Только биение сердец и сдвоенное дыхание.

— Что?

— Сейчас. Прямо сейчас, ты счастлив?

— Да. Прости.

— Тебя совсем ничего не тревожит?

Он повернулся на бок, в тени блестели ее совсем не сонные глаза.