Я перелистал несколько страниц и вскоре нашел место, где рассказывалось о первой встрече Мелмана с его господином. Описание было длинным и состояло преимущественно из восторженных восклицаний по поводу возможностей Древа, которое Мелман получил в свое полное распоряжение. Я решил оставить изучение дневника на потом и собрался уже спрятать его в карман, когда мне на глаза попалось стихотворение. В стиле Суинберна[12], слишком иносказательное, полное восторга; но мое внимание привлекла строчка: «… тени, бесконечные блики Амбера, которых коснулась его колдовская аура». Слишком много аллитераций, однако для меня была важна его идея. Во мне снова ожило ощущение уязвимости, которое заставило ускорить поиски. Захотелось побыстрее убраться подальше отсюда и спокойно все обдумать.
Больше в этой комнате ничего интересного не оказалось. Я вышел, собрал целую кипу разбросанных газет, отнес в ванную, поджег, а на обратном пути распахнул окно. После чего в святая святых снял со стены картину с изображением Древа Жизни и бросил ее в огонь. Потом выключил свет в ванной и закрыл за собой дверь. Никудышный из меня получился бы искусствовед.
Направившись к куче разных бумаг, сложенных на полках, я продолжил свои бесполезные поиски и успел просмотреть половину второй стопки, когда зазвонил телефон.
Казалось, мир вокруг замер, а мои мысли понеслись вскачь. Естественно. Именно сегодня я должен был прийти сюда и быть убитым. Существовала достаточно высокая вероятность, что если мне суждено было отправиться к праотцам, то к этому моменту моя смерть уже стала свершившимся фактом. Значит, это может звонить «Т», чтобы узнать, не пора ли опубликовать некрологи.
Я повернулся и заметил, что телефон стоит у окутанной тенями стены возле двери в спальню. Я сразу понял, что возьму трубку. Подойдя к аппарату, подождал, пока он позвонит два или три раза – от двенадцати до восемнадцати секунд, – чтобы сообразить, что скажу: сделаю какое-нибудь остроумное замечание, или это будет изысканное оскорбление, а еще лучше угроза… может быть, стоит прикинуться Мелманом и попытаться что-нибудь выведать… Несмотря на привлекательность первых вариантов, осмотрительность, лишающая жизнь удовольствия, продиктовала мне выбор, и я решил отвечать односложно, сделав вид, что ранен и задыхаюсь. Я поднял трубку, рассчитывая наконец услышать голос «Т» и выяснить, знаю ли я его.
– Алло? – сказал я.
– Ну? Дело сделано? – спросили меня.
Проклятое местоимение. Звонила женщина. Совсем не тот пол, зато вопрос тот самый.
Я тяжело вздохнул:
– Да.
– Что случилось?
– Я ранен, – прохрипел я.
– Серьезно?
– Полагаю. Кроме того… у меня кое-что есть. Лучше приходи… посмотреть.
– Что именно? Нечто принадлежащее ему?
– Да. Не могу говорить. Голова кружится. Приходи.
Я положил трубку и улыбнулся. Отлично сыграно. У меня возникло ощущение, что мне удалось ее обмануть.
Я пересек гостиную, пододвинул один из маленьких столиков с большой пепельницей к стулу, на котором уже сидел сегодня, устроился поудобнее и потянулся за трубкой. Время отдохнуть, вспомнить о пользе терпения, немного подумать.
Через несколько секунд я почувствовал знакомое, почти электрическое покалывание. Я тут же вскочил на ноги и, проклиная собственную глупость и отчаянно озираясь по сторонам, схватил пепельницу, так что окурки засвистели вокруг меня, словно пули.
Там! Перед красным занавесом, возле рояля. Обретая форму…
Я дождался, пока очертания станут более четкими, а потом с силой метнул пепельницу.
В следующее мгновение женщина уже была в комнате – высокая, рыжая, темноглазая, а в руках оружие, напоминающее автоматический пистолет 38-го калибра.
Пепельница ударила ее в живот, и женщина со стоном согнулась пополам.
Я оказался рядом прежде, чем она успела выпрямиться.
Вырвав пистолет, я отшвырнул его в сторону. Потом схватил женщину за запястья, резко развернул и усадил в ближайшее кресло. В левой руке она все еще держала карту. Я выхватил ее. На карте была изображена квартира Мелмана – тем же художником, что нарисовал Древо и карты, лежащие у меня в кармане.
– Кто ты? – прорычал я.
– Джасра, – огрызнулась она, – а ты мертвец.
Женщина широко открыла рот, и ее голова упала вниз. Влажные губы прикоснулись к моей левой руке, вцепившейся в ее правое запястье.
Вспышка мучительной боли. Казалось, она не укусила, а вогнала в мое тело раскаленный гвоздь.
Я отдернул руку. Движение получилось на удивление медленным и вялым. Холодное покалывание быстро распространялось к плечу. Левая рука повисла, точно плеть. Джасра легко высвободилась, улыбнулась, кончиками пальцев слегка подтолкнула меня в грудь.
И я упал. Мое тело сковала страшная слабость, оно вдруг перестало мне подчиняться. Ударившись об пол, я ничего не почувствовал и был вынужден приложить немалые усилия, чтобы повернуть голову и посмотреть на Джасру, которая поднялась на ноги.
– Желаю как следует насладиться, – проговорила она. – Когда придешь в себя, оставшаяся малая часть твоей жизни будет весьма неприятной и болезненной.