Карты судьбы

Солдат легко поднял в седло свое большое тело. Сильные руки перехватили уздечку, обняв меня поневоле. Странно, что я совсем не опасалась его, хотя солдаты были горазды на быстрые утехи с женщинами…

Мы ехали молча. Лес спал по обеим сторонам крутой дороги, словно погрузился уже в зимнее оцепенение — лишь наше дыхание, неторопливый стук копыт, похрустывание подмерзших луж…

— Ты говорила, Единорог выбирает сам? — напомнил солдат.

Я втянула в рукава озябшие руки.

— Лишь Он знает, что за человек хочет Его видеть.

— А мы, значит, недостойны? — надменно спросил солдат. Я обернулась, жесткая кожа его подбородка царапнула мне щеку.

— Может, ты хороший воин и занимаешь высокое место при короле. Для Него это не главное. А может, вас просто было слишком много. Подожди…

Он натянул поводья прежде, чем я успела договорить. Я выскользнула из его рук и, поспешно коснувшись священного камня, побежала к огромному полузасохшему дубу — он был зелен, когда мой дед еще не родился. Хоть и смешна была надежда, разочарование оказалось горьким. Нехотя возвращаясь, я увидела, что всадник склонил над каменной жертвенной чашей фляжку с вином.

— Я думала, ты чужак, — сказала удивленно. Он серьезно качнул головой.

— Я всю жизнь провел на чужбине, но моя родина здесь, и я помню своих богов. Что ты искала в дупле?

— В детстве мы с братом бросали в дупло какую-нибудь вещь или записку… знак встречи, понимаешь?

— Думаешь, он где-то здесь?

— Может, прибился к пастухам или охотникам. Кроме него у меня никого больше не осталось.

Он помог мне забраться в седло, но руку отпустил не сразу, внимательно рассматривая мою ладонь.

— Что ты? — спросила я с недоумением.

— Иногда ты держишься и говоришь, как леди, — заметил солдат, — а руки у тебя крестьянские.

Я выдернула ладонь.

— Я никогда не была леди! Едем дальше?

— Говори — куда.

— Отпусти поводья, господин. Мы будем ехать, просто ехать и, может быть, нам повезет.

Постояв немного, конь неторопливо двинулся вперед. Прикрыв глаза, я медленно гладила его по шелковистой шее. Во мне росли радость и трепет предвкушения: сегодня я вновь увижу Его…

Остановился конь, и человек за моей спиной задержал дыхание. Тишина по-прежнему окружала нас, но тишина иная, звонкая, несущая в себе бремя будущего звука. Небо по-прежнему было серым, но стало как будто выше, словно белые ясные деревья подняли его на своих серебристых сильных ветвях. Здесь тоже была осень, но осень иная — печальная, щемящая, золотая осень ушедших веков…

Мужчина медленно втянул воздух сквозь зубы, словно ему стало больно. Всего миг назад Его не было, и вот уже Единорог смотрит на нас огромными лиловыми глазами — эти глаза снились мне ночами, мучая невысказанностью печали, мудрости и волшебства. Тихо рассмеявшись, я соскользнула с седла, пошла к нему, протягивая с мольбой руки: не уходи, останься, прими меня! Я с робкой жадностью коснулась Его трепетной кожи — о, какой нежной, бархатной кожи! — шелковых ноздрей, вздрогнувших ресниц, горячего рога… Он смотрел на меня, и в золотых зрачках Его плыло время…

Всадник застыл в седле, подавшись к нам всем телом. И на его жесткое лицо лег отблеск красоты — оно стало молодым, сияющим, нежным…

Единорог исчез так же внезапно, как и появился — растаял дымкой среди деревьев. Чудо осталось. Мой спутник улыбнулся мне навстречу быстрой, странной, изумленной улыбкой. Наклонился, похлопал коня по склоненной шее. Сказал негромко:

— Очнись, соня! Едем, девушка, здесь не место человеку.

Конь, почуяв путь домой, припустил резво, и всаднику приходилось его сдерживать. Далеко позади осталась роща Единорога, когда я услышала за спиной:

— Я видел его? Или это был сон?

— Не сон.

— И он смотрел на меня?

— Да. Загадал желание?

— Не знаю… в голове все смешалось… Но я, правда, видел его?

Я засмеялась:

— Да. Да!

На обратном пути мы вновь остановились у святилища. Солдат спешился. Задумчиво снял и бросил на камни драгоценный пояс, до того укрытый под плащом.

— Щедрый дар! — заметила я, отбрасывая назад спутанные волосы.

— Слишком щедрый даже за встречу с Ним? — мужчина взялся за луку седла, пристально глядя на меня. — Могу ли я что-нибудь сделать для тебя, девушка? Отыскать твоих родных, вернуть тебя домой?

Я качнула головой.

— У меня нет никого, кроме брата. Ни один дом не откроет мне двери с радостью. Я сирота и привыкла полагаться лишь на себя, господин.

— Сколько тебе лет? Как твое имя?

Его настойчивость встревожила меня, и я решилась на дерзость:

— Так много вопросов, чтобы накормить меня обедом? Если ты передумал…

— Я не передумал. Просто я могу дать тебе больше, много больше — твой дом и родных, которых ты, видно, позабыла.

— Я не умею разгадывать загадки, и лучше будет…

Он удержал меня властным движением. Сказал спокойно:

— Лучше будет, если вы не будете торопиться, принцесса Ана!

Странно, но сначала я узнала это прикосновение — горячее, бьющее током жизни. И лишь потом начала узнавать ЕГО. Я обмякла в седле, глядя в поднятое лицо Драгара и слушая топот приближавшихся копыт. Всадники налетели, закружили, загарцевали вокруг.

— Ваше величество, давно за полдень, мы думали…