Карусель

Было получено специальное разрешение, и в следующую пятницу — день свадьбы — Белла облачилась в дорожную одежду. Новобрачные собирались сесть на поезд сразу после церемонии, чтобы в Кале на корабле отправиться прямо в Милан. Декан, услышав об этих планах от мисс Ли, не проронил ни слова. Перед уходом в церковь Белла зашла в кабинет к отцу попрощаться — она хотела предпринять еще одну попытку смягчить его и получить прощение.

Она постучала в дверь, но ответа не последовало, и, повернув ручку, она поняла, что дверь заперта.

— Можно войти, отец? — громко спросила она.

— Я очень занят, — дрожащим голосом ответил он.

— Пожалуйста, открой дверь. Я уже ухожу. Позволь попрощаться с тобой.

Повисла пауза, Белла ждала, а ее сердце колотилось в груди.

— Отец… — снова позвала она.

— Я же сказал, что очень занят. Пожалуйста, не беспокой меня.

Всхлипнув, она отвернулась.

— Пожалуй, ничто так не огрубляет человека, как добродетель, — пробормотала она.

Мисс Ли ждала в коридоре, и очень тихо обе женщины отправились в церковь, где должна была проходить церемония. Герберт стоял у алтаря, и когда Белла увидела его сияющую приветственную улыбку, то осмелела, больше не сомневаясь, что поступает правильно. Мисс Ли провела ее к алтарю. После всех формальностей в ризнице Герберт нежно поцеловал жену. А она немного истерично рассмеялась, чтобы задушить слезы.

— Слава Богу, все закончилось! — произнесла Белла.

Багаж, опережая их, отправился на станцию, куда они сами спокойно пошли пешком. Вскоре прибыл поезд, и счастливая пара отправилась в долгое путешествие.

Когда декан понял, что дочь покинула его дом навсегда, он вышел из кабинета. С болью в сердце он пришел в ее комнату, и ему показалось, будто здесь уже царит одиночество. Он наведался в гостиную, которая тоже опустела. Некоторое время он сидел и, поскольку никто его не видел, беспомощно предавался горю. Он спрашивал себя, чего теперь ему ждать, и, сложив руки, молился, чтобы смерть скорее освободила его от страданий. Наконец, взяв шляпу, он направился через крытую галерею в собор, который так любил, решив, что найдет здесь хоть какой-то покой. Но в трансепте ему на глаза попалась большая плита из отполированной меди, на которой были выгравированы имена всех его предшественников-деканов. Сначала перечислялись странные саксонские имена, словно пришедшие из мифов, потом — мелодичные имена норманнских священников, имена святых, до сих пор упоминаемые в величественных анналах английской церкви, великих проповедников, ученых, государственных деятелей и, наконец, его собственное. Румянец залил его щеки, злость распалила его, когда он подумал, что его имя, достойное и честное, отныне покрыто несмываемым позором.

В обед декан, силясь избавиться от уныния, беседовал с мисс Ли на отвлеченные темы. Через некоторое время она бросила взгляд на часы:

— Должно быть, Белла сейчас как раз уезжает из Дувра.

— Лучше бы вам не вспоминать о ней при мне, Полли, — бросил он дрожащим голосом, стараясь изо всех сил говорить твердо. — Я должен попытаться забыть, что у меня вообще была дочь.

— Полагаю, из всех страстей человеческих наиболее глубоко укоренилась та, что заставляет людей вредить себе, желая насолить тем самым другому, — сухо заметила она.

Позже мисс Ли изъявила желание поехать в Линем, в поместье Ли, и пригласила декана сопровождать ее. Когда он отказался, она потребовала, чтобы коляска была готова к трем. Несколько лет она не видела дом, в котором появлялись на свет ее предки со времен Георга II, и не без несколько сентиментальных чувств смотрела на хорошо знакомые поля, плоские топи и сверкающее море, которое ее пристрастному взору казалось исполненным особого очарования, как ни в одном другом месте. Она поехала в церковь Линема и, получив ключ, вошла и осмотрела камни и таблички, хранившие память о ее прародителях. На новой табличке значились даты рождения, смерти и регалии Эдварда Крэддока, а снизу оставили место для имени его вдовы. Она не смогла сдержать вздох, когда вспомнила, что она сама и Берта, жена упомянутого Эдварда Крэддока, станут последними в этом длинном списке. После них глава семьи Ли будет дописана, и книга Берка забудет о них.

— Элджернон может говорить что угодно, — пробормотала она, — но это была скучная компания. Семьи, как нации, представляют интерес только на стадии упадка.