Карусель

Какая теперь работа? Мои мысли об Ирине Ветровой. Странно как-то развиваются наши отношения. Мы часто встречаемся, вроде бы, она освободилась от своих комплексов, возникших после смерти мужа, ей хорошо со мной — это-то я чувствую! И вместе с тем бывает чужой и далекой. Может, так оно и должно быть? Чем больше в женщине загадки, тайны, тем она нам милее? Молодые дурехи вбили себе в голову, что быть независимой, свободной от мужа, детей — счастье для современной женщины. Виноваты и мы, мужчины. Разве мало разбилось семей только потому, что мужья пили, не занимались воспитанием детей, требовали от жены благоустроенного быта, а сами даже не шевелили для этого пальцем! Если вчерашние школьницы или студентки еще и мечтают о скорейшем замужестве, то разведенные женщины в большинстве своем очень неохотно решаются на повторные браки. Такое положение, если верить статистике, наблюдается сейчас во всем мире, не только у нас.

Ну ладно, все это философия, но вот почему Ирина не хочет выйти за меня замуж? Я не пью, готов помогать по хозяйству, очень хочу иметь детей. Ну что еще ей нужно? Допускаю, что ее бывший муж Крысин был не лучшим представителем мужской половины рода человеческого, но я-то при чем? Не должен ведь каждый мужчина, вступающий в брак, отвечать перед женщиной за всех мужчин в мире?..

Я стал вспоминать всех знакомых женщин-писательниц и вскоре пришел к неутешительному выводу: все мои знакомые ленинградские и московские прозаики и поэтессы — незамужние. Точнее, разведенные. И не один раз.

Я оделся и вышел на улицу. Наискосок от моего дома ярко светились широкие окна комиссионного магазина. У входа стояли чернявые женщины в длинных одеждах и всем предлагали что-то, завернутое в целлофановые пакеты.

Небо поголубело, крыши зданий празднично белели, вдоль тротуаров тянулись рыхлые кучи грязного снега, дожидаясь снегоуборочной машины. Один бедный «запорожец» засыпало снегом до половины. В снежную шапку на крыше кто-то воткнул маленькую новогоднюю елку с обломанной верхушкой. Мороз слегка пощипывал щеки и уши. Я направился в сторону цирка, по Садовой. Возьму в «Молодежном» билеты на вечерний сеанс. «Окно в спальне»! Ишь, куда уже заглянула кинокамера режиссера!

Впрочем, я не ханжа, мне самому смешно теперь смотреть довоенные киноленты, где любовная сцена, как правило, заканчивалась затяжным поцелуем, а в литературе — многоточием, что дало право Хемингуэю, прочитавшему несколько книг советских авторов 50—60-х годов, сказать, что, если верить советским авторам, то СССР — страна импотентов!.. Но что делать, если редакторы безжалостно выбрасывают из рукописи откровенно любовные сцены. У них всегда наготове фраза: «Это пошлость!» Или: «Это натурализм!» Редакторы лучше авторов знают, что нужно читателям...

В начале Литейного проспекта еще несколько зданий со стороны тротуаров огорожены досками. На улицу уставились пустыми черными глазницами старинные дома, дожидающиеся капитального ремонта. Их выпотрошенные внутренности поливают косые дожди, метели наметают сугробы в покинутые с разноцветными обоями квартиры. Будет ли толк от капитального ремонта здания, простоявшего в таком плачевном виде несколько лет? На дню не раз мне приходится ходить здесь, но строителей почти не видно, даже на тех лесах, где уже установлено оборудование: башенные краны, лебедки. Где же они прячутся, эти таинственные ремонтники?

Румяная девушка в меховой шапке и белом халате продавала с лотка почти невесомые брикеты из кукурузных хлопьев. Рубль штука. Прохожие останавливались и охотно брали завернутые в поблескивающий целлофан плоские прямоугольники. Кооперативная торговля... В Апраксином дворе, где торгуют автопринадлежностями, каждый день сидит неподалеку от входа круглолицый парень в дубленке, на маленьком прилавке разложены изделия из пластмассы: похожие на бумеранги ветровики, накладки, предохранители дверей и даже пластмассовые крышки для стеклянных банок. Один мой знакомый сказал, что заместитель председателя кооператива по производству ширпотребовских пластмассовых изделий получает в месяц полторы тысячи рублей, надо полагать, что председатель — и того больше!

Я пока лишь единожды непосредственно столкнулся с кооперативным производством, это было летом в Москве. На Садовом Кольце, забыл название улицы, я почувствовал волнующий запах шашлыка. Тут же взыграл аппетит! Я по запаху отыскал в начале сквера шашлычную прямо на свежем воздухе. Трое юношей проворно орудовали возле разборной жаровни. «Шашлык из баранины 100 грамм — 2 р. 50 коп».

Если килограмм баранины стоит минимум два рубля, то даже при всех затратах и кулинарном искусстве кооперативщиков два рубля пятьдесят копеек — это чересчур много! (Кстати, позже порции, приправленные помидорами и луком, стали стоить 3—4 рубля.)

Надо будет с Ириной сходить в какое-нибудь ленинградское кооперативное кафе, просто ради интереса. Явление это новое у нас, и пока цены сокрушительные, видно, потому, что нет конкуренции.