Карусель

Дожидаясь, когда на светофоре исчезнет красный человечек с растопыренными руками и ногами и вместо него появится похожий на кузнечика зеленый, я стоял на краю тротуара и смотрел на проносящиеся по влажному асфальту машины. Крыши зданий были окрашены в нежно-розовый цвет. На другой стороне улицы дежурили молодые люди с красными повязками дружинников и полосатыми жезлами в руках, неподалеку приткнулась к тротуару желто-синяя милицейская машина с мигалкой. Крепко взялись и за пешеходов работники милиции! Если раньше толпы валили через проезжую часть невзирая на красный сигнал, то теперь терпеливо ожидают зеленого, даже когда и машин не видно. И все-таки длительная и упорная борьба милиционеров с нарушителями дорожного порядка далеко еще не закончена: нет-нет и перебежит какой-нибудь торопыга дорогу в неположенном месте или пожилой пенсионер тупо, как танк, идет на красный свет, не обращая внимания на сигналы водителей.

В прошелестевшей черной «Волге» вроде бы мелькнуло лицо Термитникова. Он без шапки, редкие белые волосы с серебряным отливом чуть взъерошены на затылке. Алексей Павлович меня не заметил, его сумрачный взор устремлен вперед. Номера его машины я не знал, потому с полной уверенностью не мог себе сказать, что это был мой друг. Увидел бы меня — остановился, не проехал мимо. И потом, многие начальники похожи друг на друга. Даже сидят в персональных машинах одинаково: прямо, будто аршин проглотили, и взгляд у них рассеянно-отвлеченный. Прохожих вроде бы и не видят, мысленно углубившись в свои важные государственные дела. Интересно, Комлева из жилуправления так же сидит в «Волге»? Или у нее нет персональной машины?..

Не успел я переступить порог квартиры, как услышал настойчивый телефонный звонок. Не сняв грязной обуви, метнулся в свой крошечный кабинет и снял трубку.

— Але, ты дома? — услышал я до боли знакомый голос. И тут же возникло передо мной ее круглое лицо с небольшими глазами, пухлый розовый рот, аккуратный прямой носик...

— Ты что молчишь, Андрей? Не узнал?

Я не очень-то запоминаю голоса по телефону, но чуть гортанный мелодичный голос Светы Бойцовой я узнал бы из тысячи. А молчал я потому, что мне нечего было сказать.

— Ты не хочешь меня видеть? — со свойственным ей нахальством напирала она. — Я тут близко, у метро «Чернышевская», если хочешь, могу зайти...

Глава двадцать третья

1

Мы лежим с ней на диван-кровати, мягкий свет бронзовой лампы освещает ее округлое лицо: длинные черные ресницы полуопущены, завитки густых русых волос обрамляют порозовевшие гладкие, с чуть заметным пушком щеки. Я до сих пор не знаю, какого цвета у нее глаза: светло-серые или бледно-голубые. Они небольшие и совершенно не отражают ее внутреннее состояние. Про такие глаза не скажешь, что они — зеркало души. Скорее — отражение внешнего света. Так, бывает, солнце отражается на стене. Сердится Света Бойцова или радуется — глаза не меняются, так же спокойно она смотрела на меня, когда перед своим замужеством провожала в деревню, так же смотрит и сейчас, неожиданно придя ко мне от своего молодого мужа. И нет в ней раскаяния, угрызений совести. Света никогда ни в чем не считает себя виноватой. Она, как бабочка, порхает с цветка на цветок, взмахивает своими красивыми крыльями и летит лишь туда, где нектар слаще...

У нее узкие смуглые плечи, высокая округлая грудь нерожавшей женщины, длинные ноги, полные бедра. Света знает, что она соблазнительна. Она часто мне повторяет, что, когда наведет на себя лоск и выйдет на проспект, транспорт останавливается... Я верю ей. Редкий мужчина не оглянется на высокую стройную женщину с походкой павы. Что бы она ни надела, все на ней сидит как влитое. У нее ровный, спокойный характер, она неизменно пребывает в хорошем расположении духа, у нее отличный аппетит. Например, она любит куриную гузку, жирную пупырчатую кожу, которую я не могу заставить себя съесть.

Я полагал, что между нами все кончено, и мне казалось, что полностью освободился от ее чар, но когда она неделю назад позвонила и сказала, что сейчас зайдет, я... с вдруг вспыхнувшей радостью и волнением распахнул перед ней дверь. Мне хотелось посмотреть ей в глаза, увидеть в них сожаление о своем поступке, но ничего подобного я не увидел: глаза были, как всегда, пустыми, улыбка милой и добродушной. Она привычно вошла в прихожую, раздевшись, попросила тапки, перевесила мой плащ на другую вешалку, раньше на этом месте висело ее пальто, вот и сейчас оно заняло свое место.

— У тебя ничего не изменилось, — с улыбкой проговорила она, пройдясь по комнате и заглянув на кухню.

— Мы изменились, — с ноткой горечи произнес я.

— Я постарела? — кокетливо поинтересовалась она, мельком взглянув на себя в овальное зеркало в прихожей.

— Нет, ты все такая же... красивая, — признался я.

— И ты в порядке, — милостиво ответила она. — Молодой, энергичный. Ну, рассказывай, много у тебя за это время было женщин?

Мы с ней не виделись больше чем полгода, и была у меня лишь одна женщина — Ирина Ветрова.

— Расскажи лучше ты о себе, — попросил я.