Читаем Карусель полностью

Пословицу я, конечно, слышал, но был слишком ошеломлен, чтобы возразить Осинскому. Впервые в жизни меня вот так откровенно покупали: не лезь, мол, поперед батьки в пекло, молчи, не выступай — и ты получишь через «Ленфильм» однокомнатную квартиру... Ничего особенного и делать не нужно, просто вот сейчас, сидя на стуле, не подниматься с него и не раскрывать рот во время обсуждения кандидатур в правление, поднимать руку, когда поднимают все, нужно лишь не выпускать из виду Осинского, ведь это он будет дирижировать голосованием и здесь, и на открытом собрании... Я не сомневался, что Осип Маркович сдержит свое слово: что он обещает, то обычно делает. Он дал мне понять, что прежние мои выступления против групповщины забыты, главное — не нужно сейчас выскакивать... Позже я узнал, что моего выступления боялись, оно могло повредить планам Осинского—Беленького. Кажется, секретарь обкома был недоволен списком будущего правления...

Анализируя позднее создавшуюся тогда ситуацию, я понял, что Осинский поставил меня перед выбором: быть самим собой, честным и принципиальным, каковым я и считал себя, или стать предателем по отношению к самому себе. Промолчи я тогда, не выскажи перед всеми присутствующими, что я думаю по поводу представленного списка, я получил бы однокомнатную квартиру и наверняка стал бы послушной пешкой в руках Осинского — таким образом он многих купил! А скорее всего, и писателем бы я стал иным... Я знал в нашем Союзе принципиальных на первых порах молодых литераторов, которые резко и честно говорили на собраниях о групповщине, об использовании служебного положения некоторыми секретарями правления, вообще о недостатках в организации, но позже вдруг, как по мановению волшебной палочки, становились смирными, послушными. Кого раньше ругали, стали хвалить, что осуждали, стали приветствовать, туманно распространялись об интернационализме, ругали Пикуля за роман «У последней черты», взахлеб хвалили пьесы Осинского... Глядишь, и книги их стали чаще выходить, и тут же появлялись на них положительные рецензии, в докладах руководители Союза упоминали их фамилии. И этой волшебной палочкой искусно манипулировал Осип Маркович Осинский. Сломавшийся, изменивший себе однажды писатель уже больше не выпрямлялся, на мой взгляд, он и писал все хуже, из-под пера выходили этакие усредненные благополучные книжонки, страдающие мелкотемьем. Зато они печатались в журналах, их подхваливала местная критика...

Все это пришло ко мне потом, а сейчас я сидел рядом с Осинским и в ушах моих набатом звучала фраза: «Живи сам и давай жить другим». Я эту фразу часто слышал, совсем недавно ее произнес Саша Сорочкин, правда, я забыл, по какому поводу... Эта, на первый взгляд, немудреная фраза таила в себе многое: коррупцию, чинопочитание, взяточничество. Она рождала и другую расхожую в те годы фразу: «Ты мне — я тебе!» И этим воровским девизам в те годы следовали многие, в том числе и некоторые литераторы. Главные редакторы печатали друг друга в журналах, хвалили в критических статьях литературных чиновников за то, что те давали им звания, премии, разрешали публикацию собраний сочинений. Как клопы из всех щелей, полезли в литературу, издательства, журналы дети литературной элиты. В заграничные командировки преимущественно стали ездить лишь функционеры из Союза писателей, некоторые по три-пять раз в год и бесплатно. Наладили выпуск своих книг за рубежом, за что получали валюту. Встречали на роскошных дачах зарубежных издателей и отправляли их домой, нагруженных подарками и своими книгами...

Делячество, семейственность, коррупция охватили почти все крупные писательские организации. В Москве печатали на русском языке книги руководителей республиканских Союзов писателей, за что те на национальных языках печатали толстенные тома секретарей Союза писателей СССР, и там десятки их кормились...

«Ты мне — я тебе!» — этот лозунг стал для многих литературных чиновников нормой жизни.

В тот момент я ничего не ответил Осинскому. Моим ответом ему и его компании было мое выступление. На какой-то миг оно вызвало всеобщее замешательство, ведь у нас в те годы привыкли к спокойному, заранее предрешенному ходу событий, а тут вдруг — бомба! Какой-то Андрей Волконский, автор трех-четырех книг, замахнулся на всю систему выборов в правление, стал решительно отводить кандидатуры известных университетских филологов и литераторов, которые многие годы являются членами правления! Больше того, заявил, что секретарь партийной организации избирается из самых серых литераторов — так им легче помыкать маститым секретарям правления! Громко заявил, что в организации царит групповщина и верховодят ею Осинский, Беленький, Окаемов, Латинский. А первый секретарь правления — марионетка в их руках... На этот пост тоже прочат того, кто послушный и покладистый, да и как литератор ниже среднего уровня.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тетралогия

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное