Карусель для двоих, или Рыжая-не-бесстыжая

– Билет. На месте. Паспорт – на месте. Ключи, кошелёк? В рюкзаке. Зарядка. Телефон. Телефон? А где телефон? Вот же он! – Лиля посмотрела на мобильник. – И такси прибудет через три минуты – всё идёт по плану. Утюг выключила. Газ, воду перекрыла. Цветы полила, кота накормила, родителей предупредила – можно ехать! – разрешила себе и надавила на кнопку. Где-то внизу заурчал лифт. – Можно ехать, встречай, столица, я почти у твоих ворот.

– В Москву? Все нормальные люди в отпуск на юг едут. К морю. А она – на север, – удивилась мама. – Лиль, ты не переработалась?

– Зачем? Красную площадь, что ли, с мавзолеем никогда не видела? – иронизировал папа.

– Я так и знала, – заявила Ксюша, лучшая подруга, – ты всегда неровно дышала к Петрову.

– Да она его терпеть не могла! – возразила Ленка, вторая, но не менее лучшая подружка.

– Что ты там забыла, в той Москве? – спрашивали все хором.

«Надо было молча собраться и уехать», – резюмировала Лиля после расспросов, выдачи версий, советов и даже местами насмешек. Почему-то все всегда знают как жить и поступать кому-то другому. И ещё при этом уверены, что их знания – самые верные.

Лифт подъехал, гостеприимно открыл двери, Лиля запихнула чемодан, себя, нажала на циферку «1». Вообще-то она предпочитала пешком спускаться-подниматься. Полезнее для здоровья и не так страшно (что поделать, замкнутого пространства боялась с детства), но с багажом не набегаешься. Да и время поджимало: телефон весело пиликнул. Сообщил, что таксист Юрий и его «Рено» уже на месте и вас ожидают. Всего 3 минуты бесплатно, имейте в виду. Имеем, имеем. Три так три. Скорей бы уж доехать до первого этажа. Господи, как тесно в старых, советских, лифтах. Кто их проектировал, чем руководствовался? Один человек с чемоданом зашёл, и все: без окон, без дверей полна горница людей. Дышать нечем. Надписи на кнопках почти стёрты, стены – в объявлениях и вандальских надписях, зеркала давно нет, пол дребезжит, потолок давит единственной мутной лампочкой.

– Я поняла! – воскликнула Ксюша. – Петров – это твой незакрытый гештальт. Вот встретитесь с ним…

– Пошлёте друг друга, как обычно, – подхватила Ленка и показала язык возмутившейся было Ксении, что: её перебили – раз, не согласны с версией влюблённости – два.

– Встретитесь и пошлёте, – повторила Лена. – И ты, наконец, заживёшь нормальной личной жизнью. Не Петров твой гештальт, Лилька, не слушай Ксюху, а – личная жизнь. Которой нет!

– Да нет же, Лен! – подруги заспорили между собой. Впрочем, это их любимое состояние. Спорить. Но при том уравновешивать её, Лилю.

– Ксюша – твой ангел, – говорила мама.

– А Ленка – бес, что ли, – усмехался над ней, нет, над ними всеми, отец.

«А вместе мы три товарища», – улыбнулась Лиля, с замиранием сердца отсчитывая этажи. Семь, шесть, пять…

Лифт заскрежетал, дёрнулся и остановился. Не доехал до четвёртого этажа. Лилька бросилась нажимать на все кнопки подряд, в том числе и на вызов диспетчера. Забыла в панике, что она сто лет не работала, а на доске объявлений (вместо зеркала) висело объявление с номером ремонтной службы.

– Да бли-и-ин! – у Лили устали уже руки стучать по двери, голос кричать. Телефон диспетчера (он тоже обнаружился, к счастью), как и телефон бригадира, то был занят, то вызов срывался, то просто никто не брал трубку. И в подъезде тихо, будто все жильцы одновременно покинули свои квартиры за пять минут до Лилькиного фиаско, и теперь никого не тревожили вопли из кабинки лифта.

Такси пришлось отпустить. До отправления поезда оставалось полчаса. Лиля на него не успевала, даже если полетела бы на метле. А она от неё не отказалась бы, простигосподи, в данную минуту. Или от ещё какой-нибудь фантастической штуки, вроде телепортации.

Ну, а может, это – знак? И все правы: какая Москва? Какой Петров из школьной, почти детской, истории? Возможно, это не первый уже знак, просто Лиля вбила себе в голову идею, из упрямства. И если припомнить подробности классных событий (и не только), то ничего у них не получалось и не собиралось получаться. И не выйдет никогда. А она просто проходила мимо этих посланий и качала головой, пока судьба поломкой лифта буквально не щёлкнула по лбу: не тот гештальт закрываешь. Права Ленка, права. Дело вовсе не в Петрове, дело в ней самой – в Лильке! Ну тогда вот вам всем: и тебе, Лилия Сергеевна, и тебе, Петров, и вам, подружки дорогие да родители, и коллегам заодно, и ещё кому там? Вселенной, случаю, вот вам всем, нате: она в последний раз (знак – так знак) набирает номер. И злорадно потыкала по экрану телефона. Представила, как поедет всё-таки после на вокзал, ведь когда-нибудь её освободят, поменяет билет на Сочи или Анапу, станет «нормальным людём», будет отдыхать на юге… и тут в трубке отозвались:

– Седьмая ремонтная, бригадир Петров. Слушаю.

«Вот тебе, бабушка, и юрьев гештальт», – подумала в ответ ошеломлённая Лилька и присела на чемодан.

– Петров, это ты? – выпалила в телефон.

– Я, – ответили в нём осторожно. Словно человек вдруг сам тоже засомневался в том, что он – Петров.