Карусель памяти

– Как, черт возьми, ты могла забыть? – Он хотел наброситься на нее. – Ты знаешь, как важна была эта встреча? Ведь именно по этой причине ты не смогла поехать со мной на эту конференцию, припоминаешь? Именно поэтому ты и осталась в Вене. А не для того, чтобы прогуливаться с Рэнди Донованом.

– Прости меня.

– Что, черт побери, с тобой происходит? – Он откинул простыни и потянулся к коляске.

Клэр быстро наклонилась вперед, обернув свою руку вокруг его плеча, повиснув на нем, пытаясь оставить его в постели, но он рывком освободился. Теплота ночи ушла. Забыта. Он не посмотрел на нее, когда пересаживался в коляску, и въехал в ванную комнату, резко повернув руками колеса всего несколько раз.

Он закрыл за собой дверь и несколько минут сидел неподвижно, глубоко дыша, пытаясь совладать со своим гневом, который кипел в нем. Он представил себе, как Джил Клейтон приехал в пустой офис фонда, куда он не мог даже войти. Как он проверял часы. Замерзал на вчерашнем холоде. Как, черт возьми, они могли с ним так поступить? Черт бы побрал Клэр.

Когда он выехал из ванны, на ней уже были надеты джинсы и белый свитер, и она как могла причесала свои взъерошенные волосы. Она, должно быть, не уделила времени прошлой ночью тому, чтобы снять макияж, и теперь у нее под глазами залегли жирные темные круги. На столе около окна стояли два подноса с завтраком, который, должно быть, принесли, когда он был в ванной.

Она встала.

– Прости меня, Джон, – сказала она опять. Она заломила руки. Он никогда не видел, чтобы она так делала прежде. – Я действительно не в себе. И я понимаю это.

Он не посмотрел на нее, когда ехал к столу.

– Ванна свободна, если тебе туда нужно.

Она провела рукой по его плечу, когда шла мимо него в ванну, а Джон сидел, еле сдерживаясь, за своим апельсиновым соком, чашкой с фруктами и булочкой. Разве за всю их совместную двадцатитрехлетнюю жизнь был хоть один раз, чтобы он чувствовал к ней такую злость? Он не мог припомнить ни одного. Да, но в ее жизни раньше не было никаких Рэнди Донованов.

Она вышла из ванной и уселась напротив него за круглый столик, не прикасаясь к еде на подносе.

– Я позвоню Джилу, когда мы позавтракаем, и извинюсь.

– Слишком поздно просто извиняться. Возможно, ты забыла, но это человек, которого мы обхаживали, упрашивали и обцеловывали последние три года. Следует придумать что-то более изощренное, чем просто: «Мне жаль. Я постараюсь, чтобы этого больше не произошло». Он понимал, что тон его голоса подразумевал, что он больше не доверяет ей. А он и не доверял. Он посмотрел на нее. Она уставилась к себе в тарелку, и он видел, что глотает она с трудом.

Он съел дольку апельсина из чашки с фруктами на подносе.

– Итак? – спросил он. – Это все стоило ли таких жертв? – Он вложил весь свой сарказм в интонацию, понимая, что поступает не совсем честно. Ведь он учил людей честной борьбе. Однако в данный момент он находил удовлетворение от грязной игры.

– Что стоило того? – Она подняла на него свои огромные зеленые глаза.

– Ваша небольшая прогулка в музей, которую, смею заметить, у нас не находилось времени совершить почти… десять лет?

– Это у тебя всегда не было времени.

– Нет, Клэр. Ты всегда отнекивалась, но, конечно, тут же нашла время, когда позвонил великолепный Рэнди, даже за счет уклонения от своих обязанностей.

– Пожалуйста, не нужно так говорить. Я же сказала, что виновата. Я не знаю, что еще можно сделать. – Если в ее глазах и стояли слезы, то они не полились по щекам. – Что я могу сделать, Джон?

Он вздохнул и оперся спиной о спинку коляски.

– Не можешь ли ты сделать так, чтобы со мной рядом была прежняя Клэр? – спросил он. – Клэр, на которую всегда можно было положиться, которая жила своей работой?

Клэр прижала кончики пальцев к губам и встала. Она подошла к окну и отодвинула прозрачные занавески, чтобы посмотреть в окно.

– Мне бы тоже хотелось, – сказала она не оборачиваясь. – Я тоже скучаю по ней. И я совсем не нарочно совершаю опрометчивые поступки. Похоже, я теперь не в состоянии контролировать свою жизнь, и я…

– Чушь собачья. – Он увидел, как она вздрогнула, точно так же, как тогда, когда услыхала шум в коридоре. Однако она не обернулась. Темный неясный силуэт на фоне занавешенного окна. – Под чьим же она контролем? – спросил он. – Ты слышишь, что ты говоришь? Что бы ты сказала своим пациентам, если бы они стали выступать с подобными высказываниями? А?

Она не ответила, и, подождав немного, Джон снял упаковку со своей булочки, намазал ее маслом и откусил кусок. Он почти закончил ее есть, когда она вернулась за стол и села.

– Я понимаю, что сейчас неподходящий момент, – сказала она, ее голос был таким тихим, что он едва мог слышать, а глаза были опущены вниз, на колени. – Я понимаю, что ты сейчас зол на меня, но я хочу рассказать тебе, что со мной происходит в последнее время.