Карусель сансары

Сосед вдруг вскочил и – как был босиком – дошлёпал по полу к тому углу, куда перед этим смотрел. Встал на цыпочки, задрал вверх руки, но не дотянулся.

– А если со стула? – пробормотал он. – Выдержит ли? Как вы думаете, Антон Сергеевич, у меня получится? Доры здесь всё равно нет, я уже искал…

Внезапно его снова как будто выключили, он опустил руки, ссутулился и побрёл обратно к кровати, скрипнул её пружинами, садясь. Мякиш отвёл взгляд от трубы.

– А туалет есть, есть! – внезапно сказал поэт. – Вон та дверь в углу. Ватерклозет в лучшем виде, умывальник, горячее водоснабжение, да-с. С этим здесь всё очень хорошо.

Дождавшись его возвращения из кабинета уединения, сосед достал из кармана пачку папирос, выщелкнул одну, примял мундштук и сунул в рот. Вид у него, и так не очень интеллигентный, стал совершенно бандитским.

– У вас спичек нет, Антон Сергеевич?

Мякиш порылся в карманах. Без особой надежды найти там спички – он же не курил, – просто чтобы сделать приятное собеседнику. Кошелёк, ключи от дома и машины и телефон у него изъял Камаев ещё там, во дворе при задержании, поэтому в карманах царила пустота как в давно заброшенном доме: только пыль на полу и нелепые клочки невнятного мусора, которым свойственно заводиться в неновой одежде.

Достал попавшийся маленький листок, вытащил, посмотрел: а, это же тот самый билет на аттракционы. Теперь он вспомнил его, хотя до того момента убей – не было в памяти ничего подобного.

Посёлок Насыпной. Тётя Марта. Он же так пока и не добрался…

С интересом наблюдая за сменой настроения и мыслей на его лице, поэт даже вытащил изо рта папиросу, отложил на прикроватную тумбочку.

– Ну нет так нет, не переживайте столь сильно!

– Да, увы… – Мякиш спрятал билет обратно. – Скажите, а раз вы поэт, почему не издаётесь? И занятие почтенное, и денег можно заработать.

Сосед несколько смутился, прищурил глаза.

– Видите ли, Антон Сергеевич… Поэты и писатели пишут не для того, чтобы издаваться. Или чтобы заработать – не в этом смысл. Мы сочиняем из-за отсутствия вариантов: по-другому просто никак не выжить. Но, конечно, в каждом живёт и творец, и тварь Божия, которой нужно чем-то питаться, где-то жить и даже одевать своё бренное тело. Это, я понимаю, определённый диссонанс в глазах людей нетворческих.

Мякиша почем-то заинтересовал разговор, хотя из стихов он смутно помнил несколько строчек выученного по необходимости в школе Пушкина.

– А быть творцом и одновременно зарабатывать – никак?

– Это почти невозможно, милейший. Либо массовое питание для людей непритязательных, на одном котором и можно… как это сейчас говорят, поднять бабла? Либо изысканная кулинария, поймут которую единицы, а заплатить не сможет почти никто. Впрочем, вам это, наверное, не понять. У вас вид торговца, а таковым чужды нематериальные проблемы.

– То есть я – тупой?

– Отнюдь нет. Просто вы живёте другой жизнью. Но я вам завидую: у вас есть цель, как бы они ни была примитивна, вот этот ваш билет в будущее, а у меня… Впрочем, если бы я нашёл Дору…

Он не договорил. Дверь с грохотом отворилась. Сперва лязгнул засов снаружи, потом уже скрипнул замок. Двое полиционеров, зашедших внутрь, Мякишу были незнакомы. Зато поэт без дополнительных команд поднялся, обулся в старомодные двухцветные – чёрные с белым – туфли на пуговицах, которые выудил из-под кровати, и последовал за охраной.

– До встречи, Антон Сергеевич! – вежливо попрощался поэт и вышел.

Дверь не заперли. Вместо этого сперва заглянул один плечистый паренёк в штатском, осмотрелся и встал у окна, затем зашёл второй – этого Мякиш узнал, хоть и не сразу. Он вчера вечером и вёл его «логан». Люди господина Ерцля?!

Так и оказалось. Следующим вошёл сам инвестор, дыша ароматами употреблённого виски и сверкая сединой. Кривовато улыбнулся и сел прямо на постель Мякиша, словно навестил смертельно больного незадолго до ухода навсегда.

– Что, парень, попал? Бывает…

В отличие от особняка, где Бенарес Никодимович красовался в халате, из-под которого торчала полосатая пижама, сейчас он был одет вполне официально. Из-за грузного тела, одетого в стильный полосатый костюм, он казался огромным арбузом из старинного чёрно-белого кино. Самому арестанту стало даже немного неудобно за мятый костюм и полное отсутствие галстука, изъятого бдительным Дрожкиным вместе с содержимым карманов.

Хотя… Не он же в этом виноват. Плевать.

– У меня есть алиби.

– Конечно, есть. Больше тебе скажу, я, панимаэш-ш-ш, вообще не верю в твою виновность. С Эллой – нервный срыв, а Марию твою убивать и вовсе незачем было. Но это я. Подтверждённый генерал Судаков, например, настроен очень серьёзно. А капитан и прочая мелкая сошка подчиняются именно ему.

Похоже, господин Ерцль был вполне в теме всех событий, произошедших с Мякишем.

– Подтверждённый генерал Судаков? Странное звание.