Карусель сансары

– А ты, Судак? – обернулся к нему на ходу Мякиш. – Ты чего пожелал?

Генерал, переваливаясь с ноги на ногу на каждом шагу, скривился, словно услышал неприятное известие – ожидаемое, но лучше бы не сейчас.

– Моё дело, – буркнул он после некоторой паузы. – Но сбылось с избытком. Ты, плакса, о себе позаботься, не продешеви.

– А если совсем отказаться?

– Дурак, что ли?! – удивился Судак. – Тебя сразу же двойник заменит. С этим тут быстро, раз уж изготовили дубля. А сам сдохнешь. Или чего похуже, даже думать не хочу…

Галерея вывела их к массивным двустворчатым дверям, целым воротам, перед которыми дежурили сразу двое охранников. Один цепко посмотрел на Мякиша, но второй уже тянул ручку двери на себя, открывая проход в зал. Первый охранник тоже перестал сомневаться, открыл свою дверь, поэтому генерал с Антоном вступили торжественно, плечом к плечу, в новое огромное помещение. Не хватало только церемониймейстера с посохом и трубным голосом, чтобы гаркнул: «Гости господина Ерцля!» или нечто вроде.

Двери за ними мягко захлопнулись.

– Здравствуйте, здравствуйте, мои дорогие! – крикнул из-за стола, обернувшись к ним, сам Бенарес Никодимович. Мякиш даже запнулся на мгновение, удивлённый обстановкой: он почему-то ожидал, что встреча будет камерной, у камина, но нет. Гигантский подковообразный стол, накрытый скатертью и уставленный посудой впритык, разрывом выходил к чему-то, до боли напоминающему ресторанную эстраду средней руки – приподнятую на полметра от пола площадку, с двумя кулисами по бокам, явно мощными, но выключенными сейчас прожекторами, направленными на центр. Тяжёлый тканевый задник явно изображал богатство природы и широту души: бескрайнее поле с солнцем над ним в ярко-синем небе, колосящиеся зерновые и далёкий горизонт. Для полного сходства с занятиями в интернате не хватало комбайнов, но чего не было, того не было.

– Не стойте, не стойте, панимаэш-ш-ш! За стол, ну-ка, за стол! – продолжал хлебосольный хозяин. Мест почти не было, поэтому и Судак, и Мякиш обошли праздник желудка по касательной и сели на концах подковы, спиной к предполагаемому танцполу. Теперь Антон мог рассмотреть гостей господина Ерцля. Сам Бенарес Никодимович сидел во главе стола, рядом с ним, по обе руки, обнаружились Анатолий Анатольевич – с совершенно пасмурным лицом, и Алина Евгеньевна. Женщина, напротив, слегка раскраснелась, что говорило о принятой внутрь паре бокалов. Дальше располагались самые разнообразные люди, от сочетания которых в одном месте Мякиш изрядно удивился: капитан Камаев с неразлучным Дрожкиным по обе руки от Полины, Харин – всё такой же косматый и угрюмый, Алексей по прозвищу «Принц», Боня и Олежек – постаревшие со времени пересечения реки, но узнаваемые, вполне, вполне… Дальше сидел Филат, нелепый в своей серой интернатовской форме, даже не снявший кепку. Ваддик из купе, всё в той же тельняшке с закатанными рукавами, его спутница Нона с неизменным вязанием в руках, бабушка Десима Павловна, Толик с Леркой и Геннадий – вот эти трое вовсе не изменились. Женя Ойбляц уже держал в обеих руках по бокалу, словно боялся, что отнимут.

Двойника видно не было, что тревожило, но не сильно – появится ещё, гадёныш.

Однако, самое главное…

И – самое страшное.

Антон даже моргнул, надеясь, что показалось, протер глаза обшлагом смокинга – но нет, ничего не изменилось. Рядом с ним сидела Маша, вполне живая и настоящая, словно он и не видел её тело с разбитой головой всего лишь сегодня утром. Она приветливо улыбнулась, отчего её толстая шея напряглась, став похожей на ствол старого дерева, и сказала:

– Привет!

Мякиш сдавленно ответил что-то с равной вероятностью похожее на «здорово!» и «сгинь!». Сам он не смог бы выбрать определённо.

– Ну что ж, друзья! – зычно провозгласил господин Ерцль, поднимая рюмку. – Вот мы и в сборе. Рад приветствовать всех в стенах моего скромного дворца, особенно сегодняшнего виновника торжества, Антона Сергеевича Мякиша!

Все зааплодировали, не вставая. Даже Женя поставил полные бокалы на стол, чтобы освободить ладони, хлопнул пару раз и вновь подхватил выпивку. Нет, точно боится, что отнимут. Десима Павловна без улыбки смотрела в глаза Антону, словно собиралась что-то сказать. Но промолчала.

Все выпили, не чокаясь, началась обычная для больших застолий тихая, но навязчивая кутерьма: кто-то звенел вилкой, кто-то негромко смеялся, раздался шепоток разговора, просьбы передать блюдо, чавканье и тихий скрежет ножек стульев по полу.

Мякиш ничего не понимал, кроме того, что попал на этот раз в некий капкан. Всё, с ним случившееся, должно как-то кончится здесь. И сейчас. Точнее, немного позже: немедля налив вторую рюмку, над столом с тостом «за дорогого хозяина!» уже поднялся Судак, одной рукой расправляя на заднице явно мешающие фалды фрака. Маша, словно это было ей привычно как дыхание, схватила тарелку Антона и начала накладывать по ложке-другой бесчисленных салатов, закусок, каких-то мясных ломтиков и кубиками нарезанный сыр.