"Карусель теней"

Но, само собой, я подобной ерундой заниматься не собирался. И смысла в этом нет, так как никому никакого прока от эдакой правды не будет, да не получится ничего. Люди есть люди. В темноте они боятся увидеть тени умерших, а на свету отказываются верить в то, что они существуют.

Бабка плелась за мной еще аллеи три, то жалобно канюча, то ультимативно требуя продолжения банкета. Она, как видно, решила, что я для того сюда пришел, чтобы ее прихоти выполнять, и не собиралась сдаваться до того самого момента, пока я ее, подобно водителю, не обездвижил. Мало того — после сорвал несколько листочков обриетты, растущий рядом с одной из могил, и ей на грудь бросил.

Не люблю зануд и хапуг, а эта пожилая леди сразу к обеим категориям относится. Сделали тебе добро, причем безвозмездно — так поблагодари и свали в туман. Особенно, если видишь, что не простой человек на кладбище заглянул, с подвывертом. Но нет, ей надо вцепиться как клещ, и тянуть из меня нервы на предельной мощности. Вот пусть помучается теперь, зараза старая.

Дело в том, что обриетта, она же аубреция, растение вроде бы и простенькое, но с интересной особенностью — оно при правильной посадке на могиле почти любой призрак, особенно желающий зла живым, удержать может. Есть в этом растении такая сила, изначально то ли богами, то ли природой данная.

Люди, жившие в былые времена это хорошо знали, потому на по-настоящему старых кладбищах обриетта синим или красным ковриком буквально обтекает старинные саркофаги, или же затягивает собой входы в позеленевшие от времени склепы. Живым — радость для глаз, мертвым с недобрыми помыслами — преграда.

Ну, а на новых кладбищах, что городских, что сельских, этот цветок, равно как ирис или маргаритку, сажают по привычке, забыв о его изначальном, истинном предназначении. Глаз радует, ухода особого не требует, растет быстро — чего не нет? Вот только растет он все больше по бокам от могил, функцию свою основную при этом не выполняя.

Бабулька завращала глазами, силясь встать, но ничего у нее не получилось. И в ближайшие сутки не получится, даже когда спадет мое незамысловатое заклятие. Оно бы лучше даже побольше, но листочков на это не хватит, следующей ночью станут они трухой, а старушка получит свободу. Вот цветы ее денька на три связали бы, не меньше. Это вам не роза, незамысловатые цветочки обриетты вянут медленно. Только вот рано пока, они только в конце мая появятся.

Три дня на солнце и для живого человека ого-го какое испытание. А уж для призрака… Нет, его не мучает жажда и голод, его не слепят лучи, но день — не время для мертвых. Их стихия — ночь. И она же среда их обитания.

Чем ближе я подходил к резиденции местного повелителя, тем больше неупокоенных душ встречалось мне на тропинках, дорожках и аллеях. Причем некоторые из них мне кланялись, чего раньше не происходило. Как видно, чуяли они некие перемены, во мне произошедшие, в том числе и те, о которых я сам пока понятия не имел. Или не хотел об этом думать.

Мой старый знакомец на этот раз не бродил по кладбищу с ревизиями, он занимался своим привычным, и, как мне кажется, любимым делом, а именно — творил суд и расправу.

— Много себе стал позволять! — услышал я его голос еще с аллеи, ведущей к холму-резиденции — Днем выбираешься из могилы, словно какой-то свежеиспеченный покойник, шастаешь по территории, пугаешь посетителей. А по какому праву? Я тебе это разрешал делать?

— Нет — подал голос обвиняемый.

— Нет — рыкнул Хозяин кладбища — Вот именно, что нет! Есть строгие правила, их надо соблюдать. Все, надоел! Ступай к себе, и жди моего решения. Думать стану, куда тебя определить — лет на сто в землю или же…

— Не надо «или»! — взмолился тот, кто вывел повелителя из себя — Не надо! Лучше в землю!

— Что? — от этого вроде бы тихо произнесенного вопроса у меня по коже мурашки проползли — Ты мне еще свои пожелания высказывать станешь?

— Я нет… Я ушел. Нет меня!

Секундой позже мимо меня проскользнула тень, в которой я опознал своего старого знакомца в затрапезном сюртуке и кальсонах, того, что когда-то меня и Нифонтова к Костяному царю сопровождал. Достукался-таки шулер, подвела его склонность к авантюризму под монастырь.

— Ох ты! — рокотнул голос умруна, рядом с которым ужом вился невзрачный призрак из числа тех, кто мне не так давно кланялся на аллеях — Да что ты говоришь? Гости у нас, значит? Ну-ка, ну-ка? Эй, ведьмак, ты где там прячешься? Подходи поближе, давно ведь не виделись.

— Вовсе и не прячусь — подал голос я, проходя мимо расступившихся передо мной теней — С чего бы? Вот, сегодня вернулся в город, сразу же по приезду отправился к тебе, дабы засвидетельствовать почтение.

Раньше мы с этим существом были на «вы», но теперь мне показалось более разумным перейти с ним на «ты». И это не смесь хамства с зазнайством, как могло бы показаться со стороны некоему суровому критику. Нет. Подобный шаг характеризует изменения наших взаимоотношений. Раньше он был наставник, пусть это и не оглашалось вслух, а я ученик. Теперь ситуация изменилась, мы стали если и не равны, то, как минимум, равноправны.