Карузо и Титта Руффо приехали в театр в закрытом экипаже около шести вечера. Оба очень нервничали. Однако все прошло даже лучше, чем они надеялись. Правда, Зельма Курц, исполнявшая роль Джильды, поначалу не очень уверенно интонировала, но потом, успокоившись, обрела обычную прекрасную форму. Карузо произвел самое благоприятное впечатление. Но «Риголетто» — это опера в первую очередь для баритона, и подлинным героем вечера стал все-таки Титта Руффо. Когда упал занавес, зал буквально сошел с ума: аплодисменты, рев, крики, топот, казалось, никогда не закончатся. Занавес поднимался вновь и вновь. Это был триумф, какого давно не видела Венская опера. Руффо тем же вечером вынужден был мчаться в Милан для участия в опере Р. Леонкавалло «Заза», а Карузо на следующее утро сообщили, что император Франц Иосиф присвоил ему звание каммерзингера. С 1883 года ни один певец не получал этот титул после одного-единственного выступления на сцене Венской оперы!
После сенсационного дебюта в Вене Карузо отправился в Берлин. На первом спектакле «Кармен» в антракте к нему в гримуборную зашел кайзер Вильгельм II, который выразил тенору свое восхищение. После ухода императора произошел забавный эпизод. Энрико, взволнованный только что состоявшейся беседой, закурил. Однако к нему тут же подскочил пожарный и потребовал немедленно погасить сигарету. Тенор отказался. Тогда был срочно вызван менеджер, который подтвердил, что курение в театре запрещено для всех без исключения. Карузо взорвался и сказал, что в таком случае он не выйдет больше на сцену и вообще уйдет из театра. Назревал скандал. Однако помощник режиссера нашел компромисс, предложив пожарному следовать за Карузо с ведром воды, в которое тот будет стряхивать пепел и бросать окурки.
Из Берлина Карузо отправился в Париж, где 25 октября 1906 года вместе с Эммой Кальве принял участие в грандиозном благотворительном концерте, организованном знаменитым актером и теоретиком театра Констаном Кокленом на открытой площадке «Трокадеро», вмещавшей более пяти тысяч человек. В итоге была собрана такая значительная сумма, что благодарный Коклен, использовав свое влияние на президента Франции, добился того, что Карузо стал кавалером ордена Почетного легиона.
В прекрасном настроении Энрико отправился в Нью-Йорк, никоим образом не предполагая, какой неприятный сюрприз ему приготовила судьба.
…Многие важные события начинаются с какого-нибудь неприметного эпизода. Один из таких, по сути — курьез, не заслуживавший, казалось бы, даже внимания, едва не поставил под угрозу всю американскую карьеру Карузо.
В пятницу 16 ноября 1906 года, незадолго до открытия сезона в «Метрополитен-опере», Карузо, прогуливаясь в Центральном парке, остановился перед клеткой с обезьяной по кличке Ноко. Он строил обезьяне гримасы, хохотал над ее ужимками, от души веселился. Как вдруг стоявшая рядом с ним женщина истошно закричала и стала звать на помощь. Подбежавшему полицейскому она заявила, что этот господин — указала она на Карузо — прикасался сквозь одежду к интимным местам ее тела. Полицейский, которого звали Джеймс Кейн, после недолгого разговора, в результате которого оба не поняли друг друга, так как Карузо еще плохо понимал по-английски, арестовал великого тенора за «сексуальные домогательства», как мы бы сейчас сказали, и отвез в полицейский участок.
Сам Карузо категорически отметал всякую мысль о какой бы то ни было своей вине, и в этом, похоже, с ним нужно согласиться. Сразу же возникшая версия, что тенор оказался жертвой спланированного сговора, нуждается в уточнении: если сговор и был, то он не был изначально направлен против Энрико. Последующее расследование, предпринятое после суда энтузиастами-журналистами, привело к неожиданным результатам: случалось, что полицейские выглядывали респектабельных господ, которые оказывались в непосредственной близости от женщин. Те по предварительной договоренности с полицией начинали кричать и звать на помощь. Полицейские, разумеется, бросались «защищать несчастных» и предлагали за некоторую сумму «уладить» инцидент на месте. Вероятнее всего именно это тогда и произошло. Но беда заключалась в том, что Карузо плохо понимал по-английски и знал на этом языке лишь самые общие фразы, которые, естественно, никак не пересекались с теми, какие он мог тогда услышать от Кейна. Он растерялся и не понял, что от него хотят. Так что полицейскому ничего не оставалось, как отправить «господина» в участок, а потом на суде придумывать «мотивировки» своего поступка. В пользу этой версии говорит и то, что полицейского, арестовавшего Карузо, примерно через год уличили в лжесвидетельстве и уволили со службы.