После разрыва (но не развода!) Ада столкнулась с серьезными проблемами. Лишенная материальной поддержки мужа, она теперь могла рассчитывать лишь на кое-какие сбережения, оставшиеся от гонораров, а это была совсем небольшая сумма. Карузо тогда зарабатывал слишком мало, чтобы содержать семью. Живя во Флоренции, Карузо и Ада могли, конечно, рассчитывать на помощь семьи Джакетти. Но как раз в этот период дела у Гвидо не ладились. К тому же, чтобы продолжать выстраивать карьеру, певцам нужно было находиться в центре музыкальной жизни, например в Милане. Именно туда Энрико с Адой и отправились.
В Милане Карузо сразу же пошел к Сонцоньо, чтобы передать ему деньги, полученные сверх оговоренного гонорара. Однако издатель благородно от них отказался. В миланском театре «Лирико» Карузо вновь спел Марселя в «Богеме» Р. Леонкавалло. На спектакле присутствовал автор оперы, высоко оценивший как работу, так и вокальные данные тенора.
Статус многообещающих оперных певцов, каковыми считались Энрико и Ада, требовал, чтобы их квартира в Милане была комфортной и располагалась в престижном районе. Таковая была найдена на улице Веласка. Там Карузо и Ада жили вплоть до 1903 года. Чтобы помочь паре обосноваться на новом месте, Гвидо заложил семейное столовое серебро и фамильные драгоценности, а Рина продала дорогую золотую цепочку.
Четвертого июня 1898 года в театре «Сочиале» в городке Тренто Карузо выступил в итальянской премьере оперы Ж. Массне «Сафо», написанной по одноименному роману Анатоля Франса, где тенор исполнил роль Джанни (Жана). В письме композитор сердечно благодарил певца и выражал надежду на дальнейшее сотрудничество. Таким образом, имя Карузо приобретало популярность не только среди итальянских композиторов, но и их зарубежных коллег.
А 2 июля 1898 года у Ады и Энрико родился сын, которого назвали в честь Рудольфа, персонажа пуччиниевской «Богемы» — оперы, сблизившей его родителей. 4 июля Карузо зарегистрировал рождение сына в муниципалитете Милана. Он вписал свое имя в качестве отца, но заявил (по причинам, о которых говорилось выше), что ребенок родился от не состоящей в браке женщины, имя которой неизвестно. Соответственно, вместо имени матери в свидетельстве о рождении значилось «n. n.» (не известна!). Мальчика крестили 7 июля; его крестными родителями стали Рина Джакетти и дирижер Джованни Дзуккани. Полное имя его было Родольфо Марчеллино Джузеппе Карузо, однако на всю жизнь за ним закрепилось прозвище, которое ему сразу же придумал Энрико: Фофо. Эта форма настолько вошла в семейный обиход, что в кругу родственников мальчика уже никто иначе не называл, даже когда он повзрослел.
Рождение Фофо стало радостным событием для семьи. Синьора Джакетти и ее младшая дочь приехали в Милан, чтобы помогать по хозяйству. Рина обожала ребенка, перенеся всю безответную (на тот момент!) любовь с Энрико на его сына. Она относилась к мальчику по-матерински и была счастлива заботиться о нем; когда у Ады закончилось молоко, ребенок брал бутылку только в том случае, если Рина держала рядом грудь, заставляя младенца думать, что его кормит мать. Единственным человеком, который не был в восторге от малыша, оказалась… сама Ада! Рождение Фофо в корне изменило жизнь молодой женщины, и далеко не все перемены были ей по душе. С каждым годом охлаждение матери к сыну только усиливалось и закончилось в итоге полным разрывом отношений.
Вскоре после рождения сына Карузо неохотно отправился в Ливорно, где все напоминало ему о счастливом времени начала романа с Адой. Его выступления в «Паяцах» имели оглушительный успех. На одном из спектаклей побывал Умберто Джордано. Энрико старался петь как можно лучше, чтобы понравиться композитору. Он надеялся, что тот после спектакля заглянет к нему в гримерную. Джордано тогда не пошел приветствовать тенора, однако составил о нем вполне определенное мнение.