В 1897 году издатель решил сделать ставку на новую оперу Умберто Джордано «Федора». В мировой премьере должны были принять участие выдающиеся певцы: баритон Дельфино Менотти, Джемма Беллинчони и Роберто Станьо (после сенсационного успеха «Сельской чести», в которой супруги исполняли главные партии, Сонцоньо полагал, что их участие будет добрым знаком и для признания публикой «Федоры»), Во время работы над «Федорой» композитор нередко жил у Станьо и Беллинчони. Как вспоминала много позднее Джемма, Джордано вел в то время довольно беспечный образ жизни (он был моложе обоих супругов — в момент работы над оперой ему едва исполнилось тридцать лет). Чтобы композитор не ушел в «загул», Станьо не раз приходилось закрывать его в комнате и выпускать лишь после того, как он выполнял дневную «норму» по написанию музыки. Джордано уже заканчивал оперу, когда в конце апреля 1897 года в возрасте 56 лет от сердечного приступа внезапно умер Станьо. Это была огромная потеря для музыкальной жизни Италии. Тенор был невероятно разносторонним и глубоким исполнителем и находился в прекрасной форме. О диапазоне его возможностей говорят столь разные партии репертуара, как Дон Оттавио в «Дон Жуане» Моцарта, Эльвино в «Сомнамбуле» Беллини, Дженнаро в «Лукреции Борджа», Рауль в «Гугенотах» Мейербера, Фауст и Ромео в операх Гуно, Отелло и Манрико в операх Верди, Лоэнгрин и многие другие. Композиторы с удовольствием поручали ему участие в премьерах опер — уж если пел обожаемый итальянцами Станьо, то это гарантировало как минимум успех первых представлений. Джордано, как и многие его коллеги, был потрясен смертью друга. Тяжело переживала потерю и Беллинчони, которая оказалась вдовой всего в 33 года[110]
. Несмотря на значительную разницу в возрасте супругов их брак был очень счастливым. Для Джеммы Станьо был не только мужем, но наставником, партнером и высшим художественным авторитетом, способствовавшим превращению богато одаренной девушки в одну из самых выдающихся певиц мировой оперной сцены.Сонцоньо ничего не оставалось, как искать тенора, который мог бы спеть на премьере «Федоры» вместо Станьо и при этом устраивал бы как композитора, так и требовательную исполнительницу заглавной партии (Беллинчони была — в хорошем смысле — «избалована» именитыми партнерами; так, еще в восемнадцатилетнем возрасте она пела на сцене с самим Энрико Тамберликом!). Поначалу издатель обратился к Фернандо де Лючии, но тот долго не давал определенного ответа и в конце концов отказался от участия в премьере. Тогда Сонцоньо попросил Джемму съездить в Ливорно и послушать Карузо. Увидев Энрико в «Паяцах», она пришла в восторг и немедленно согласилась на его участие в премьере. Разумеется, не было возражений и со стороны Карузо, которому постановка на русский сюжет была интересна еще по одной причине: незадолго до этого он подписал контракт на гастроли в России. Предложение поступило от импресарио Антонио Угетти, у которого там была частная антреприза и которому о Карузо рассказал дирижер Витторио Подести. Импресарио впервые услышал Карузо в театре «Лирико», когда тот пел в премьере оперы бельгийского композитора Фредерика Леборна «Эдда». Леборн был учеником Сен-Санса и Массне, однако приблизиться к художественному уровню своих прославленных учителей он так и не смог. Композитор лично вел спектакли, однако опера провалилась и вскоре была снята с репертуара. Можно было бы сказать, что немалые усилия Карузо, затраченные на освоение очень сложной партии, были потрачены впустую, однако косвенным образом они на жизнь тенора все же повлияли: голос молодого певца очень понравился Угетти, и он предложил ему контракт на выступления зимой 1898/99 года в Санкт-Петербурге на сцене театра Консерватории с ежемесячной оплатой шесть тысяч лир. Естественно, Энрико с радостью принял приглашение.