Касание ветра

Я, одновременно испуганно – а ведь это для меня совсем нехарактерно – и злорадно глядела на Дэна. Что-то парень бледноват. И руку мою не отпускает – держит крепко, как будто видит перед собой не женскую ладонь, а соломинку для утопающего, – не желает отпускать, хотя и видит, что это не поможет. Все те остатки смеха, что хранились во мне, мигом исчезли, и я потом долго ругала себя: зачем в этот момент я его пожалела? Зачем? Ведь отлично знаю, что жалость – первая и весьма прочная ступень, ведущая по хрупкой лестнице симпатии к спрятавшейся в ожидании на чердаке любви. А фундамент деревянного дома чувств, стоявшего на опушке эмоций, – симпатия, был уже мною построен, только я не помнила, когда сделала это. Может быть, во сне?

– Shit, – произнес он.

Это слово я поняла сразу.

– Что за дурдом? – одними губами переспросил меня Смерч, так и не отпуская моей руки. Вообще-то он в ступоре был, а вовсе не из-за нежности. Но догадываетесь, как умилилась женская часть присутствующих? О да, они моментально начали судачить: «Он так ласково держит ее за руку и не желает отпускать!»

А вблизи Смерч выглядел еще более потрясенным: так, как будто бы я только что объявила, что выхожу за него замуж и рожу пятерых детишек. Еще бы, приходишь вечером на учебу, непонятно где прошлявшись целый день, плеер слушаешь, ни о чем плохом не думаешь, никого в гадостях не подозреваешь, идешь-бредешь себе спокойно, а тут раз – откуда ни возьмись, как черти из пары десятков табакерок, вылезают твои безумные друзья! Все как один – с лицами того самого Безумного Шляпника, героя из «Алисы в стране чудес». Уставились на тебя, вопят и с дурацкими улыбками совершают ритуал «без меня меня женили» в студенческом отвязном исполнении.

– Это твои друзья, ты у них и спроси. Мои мне таких подлянок не устраивают, – тихо отвечала я, глядя ему в глаза, одновременно завидуя их цвету и еще чувствуя, что девушкам противопоказано так близко стоять с красивыми молодыми парнями, пусть даже с растерянными и временами надоедливыми.

– Бурундук… Что делать? – проговорил он, наклоняясь к моему уху, чтобы я лучше слышала его. Теперь он держал меня за оба локтя.

Черт бы его побрал с этим Бурундуком! Сразу вся навеянная ситуацией вынужденная романтика улетела прочь, как будто сдунутый ветром воздушный змей.

– Что делать? – я обернулась на веселящихся. – Устрой им казнь!

Смерч метнул в их сторону затравленный взгляд. Шляпники казни не захотели, только сильнее закудахтали.

– Have they gone crazy?! – он сильнее сжал мою руку.

– Да я сама в шоке! – я тоже вцепилась в его руку.

Опять заиграла громкая музыка – на этот раз романтичная, медленная, а на нас, застывших теперь вдвоем, вдруг посыпалось что-то легкое, нежное и красное – как оказалось, фанатики своего дела, желающие сделать Дэну приятное, кидали на нас лепестки роз. Те, медленно кружась – каждый в своем собственном танце, – падали мне на руки, одежду, волосы – запутывались в них, вращались перед лицом…

Я не видела лиц окружающих нас людей: все они смешались в размытое разноцветное слабоконтрастное длинное пятно: вереница лиц, череда голосов, галерея эмоций, и в центре всего этого – я и Смерч, похожие со стороны на самую настоящую любовную парочку. Чем мы в этот момент были хуже Ольги и Никиты?

«Мир кружится! Кружится, кружится, кружится!..» – пожаловались головастики-мысли, выплывая в сознании, а потом так же быстро исчезая.

Я и не заметила, кто вручил мне желанный ранее букет цветов и как в пальцах Дэна оказалась коробка в праздничной перламутровой фольге.

– Как нам быть, Сморчок?! – уже устав суетиться и переживать, полюбопытствовала я, но меня, кажется, никто не услышал. Кто-то из категории тех особенных дураков, которым всегда и всего мало – хочется им шикарных зрелищ, заорал:

– Поцелуй! Дэнв, поцелуй ее!

– Да, чувак, давай! Покажи класс!

– Дэнни! Дэнни! Дэнни! – раздавалось со всех сторон. А потом мои умнички-сокурсники, не желая отставать, проскандировали:

– Ма-ша, горь-ко! Ма-ша!

Я не знаю, как я не потеряла сознание и из орла не превратилась под напором таких эмоций в маленького невидимого червячка.

Зато в это время ожил Дэн – это на парня традиционные свадебные слова так подействовали. «Горько» ему совершенно не хотелось – до него все-таки дошло, что стоять просто так нельзя, нужно что-то делать, искать выход, – он оглянулся, выискивая быстрым взглядом брешь в толпе, обступившей нас. Бреши не было.

– Это какой-то пи… кошмар, – сглотнул он, явно запуганный встречей друзей, которые кричали ему, махали, подбадривали и вообще вовсю веселились.

– Согласна. И тебя целовать не буду, – сердито ткнула я пальцем ему в твердую грудь – тут же почувствовала в нем легкую боль.

– А я тебя и не заставляю! – с трудом сквозь восторженные крики, требующие поцелуя, услышала я ответ Смерча.

– Горько! – как по заказу, грянул сводный хор веселящихся парней и девушек. От обилия эмоций молодой человек, сидевший с ноутбуком и колдующий с ударными, выдал торжественную барабанную дробь, подкрашенную басовым проигрышем.