— Правильно, Алена Ивановна, все правильно. Смелость твоя мне люба, не зря я тебя сразу заприметила. Отправляйся с домовиком нашим, Федюнькой, в свою горницу — он проведет, все покажет да расскажет.
— А как мне быть?..
— Про домового своего да женку его не волнуйся, — перебила, с полуслова поняв меня, волшебница, — места в твоих покоях вам всем хватит, а теперь иди отдохни, завтра тяжелый день будет — к занятиям приступать пора…
Возле лавки появился лохматый домовой — глазенки-бусинки сверкают, как камушек самоцветный на срезе, нос кнопочкой, россыпь веснушек по лицу — конопатый, как и я, рубашонка у него красная, косоворотка, поясом перетянута узорчатым. Вид у духа важный, по всему видать, Федюнька свое дело знает и любит.
— Айда со мной, — сказал домовой и направился к двери.
А я Василисе в пояс поклонилась, подобрала свою котомку и, не чуя себя от радости, пошла следом за Федюнькой.
Кузьма, бородатый да нечесаный, с дороги помятый, хмуро глядел на вышедшего вместе со мной из хоромины Василисы домового, и ониксовые глазки его, что казались стеклянными пуговками, наполнены были мутью болотной. От женки своей научился так пялиться, что душа в пятки уходит, — а кикимора была духом сварливым да вредным, удивительно, что меня приняла как родную, но в том заслуга как раз таки Кузьмы. И вот глядит он так вот, как лихо лесное, на доможила рыжего, что нас встречать вышел, а у меня душа в пятки уходит — вдруг как подерутся, что тогда?
— Федюнька я! — протянул пухлую ручку местный домовик, не осердившись ничуть. — Не важничай, и не таких видывали! Ты мне лучше вот что скажи, ты тут с хозяйкою обитать будешь?
— Кузьма, — буркнул мой дедушко и руку протянул — хотя было видно, ой как не хочется. А нельзя отказаться — беду навлечь можно. Тут хозяином этот рыжий да конопатый, в алом кафтанчике барском, с золотым пояском, в сапожках блескучих. Видать по всему, своей льняной рубахи да онучей застеснялся Кузьма. Интересно, куда женка его делась? Сказывали они, сестры у нее тут на болоте — наверное, уже туда захвостолупила, неугомонная.
— Ты не пужайся наших теремов — у царя и то не такие, — продолжал похваляться местный домовик. — Айда за мною, наказано показать вам покои ваши.
И он уверенно и бодро направился в сторону росших чуть подале яблонек — темно-красные налитые плоды их сладко пахли и истекали медовыми соками, а я в этот миг поняла, как голодна — Василисины испытания последних сил лишили. Едва передвигая ноги, будто к ним колоды кто привязал, я направилась вослед за Федюнькой, а мой верный Кузьма, что-то сердито бормоча себе в бороду, поплелся рядом. Кажется, он полагал, что на болотах, с родней его женки, нам и то лучше будет, чем с этим рыжим прохвостом. Невзлюбит коли мой домовик местного — нехорошо будет, нам тут жить еще. Коли не приглянемся, ко двору не придемся, пакостить начнет Федюнька — и косы мои будут по утрам как пакля, и порядка не будет — вещи исчезать начнут, нитки путаться…
Не дело это. Нужно домовых мирить. Хотя местный вроде пока не озлился, уговорить своего бы…
Или не лезть? Сами разберутся? Не дети, чай…
— На Кудесы с тебя новая рубаха, — вдруг выдал мне Кузьма, пока местный домовик ушел вперед и не слышал его. Видать, мысли мои дедушко прочитал.
Я лишь улыбнулась и кивнула. Именины свои домовик любит, загодя к ним готовится.
Тут наш проводник приостановился, и Кузьма его догнал, пошел вровень — словно не Федюнька тут главный. Хоть бы беды не было — два домовых в избе не к добру.
— Ты не думай, хорошо жить будете, — вдруг сказал местный домовик, искоса на моего поглядывая, — я что, я привык тут сам-один хозяйничать, а ты вроде как чужак тут. Понравилось бы тебе, дедушко, коли бы я явился в твою хату? То-то же! Но тут хоромин много, дел тоже невпроворот, предлагаю так — я за господскими буду следить, а тебе отдам все постройки, где девки с хлопцами живут, в горницах да клетях их будешь лад вести, за порядком смотреть… Но хлопот много, отлынивать некогда будет. Согласен?
Приостановился, золотистыми глазенками на Кузьму моего смотрит — сразу видно, хороший хозяин в школе сказочной, куда меня дорожка привела, а коли господарь лад ведет, то и людям в таких домах хорошо живется.
Мой-то домовик сразу бороду поглаживать начал, взгляд его подобрел, на миг лишь он нахмурился — веточку сухую нашел. Выкинул ее, покряхтел для виду — поважничать надобно — и кивнул.
— Быть по-твоему, Федюнька, как Аленку разместим да накормим, так и покажешь мне свои владения, расскажешь, чего требуется…
Я улыбнулась — надо же, попервой обо мне думает, родненький.
— Айда поспешай! И вправду ведь, голодна девка у нас, да после Василисиных испытаний проспит до завтрашней зари, — отозвался рыжий и посеменил в сторону высокого терема с резными балясинами и крыльцом расписным. Я в таких хороминах отродясь не бывала до сегодня, а теперь жить в таком буду — чудеса, да и только!