Кащеева наука

— Ты найдешь, где Кащей скрывается? — спросила я, замерев под ее испытующим взглядом. — Мир мертвых опасен — не погубит ли нас колдовской туман, не сведут ли тропинки к бездне? Как нам выполнить предначертанное и живыми выбраться?

— О том мы после говорить будем. А про Кащея вот что, дитя, слушай… Знаю я, что не все ты мне рассказала, но сердце твое чистое, взгляд ясный — не несет беды твое молчание. Это тайна твоя сокровенная… — Яга с хитринкой в сторону Ивана глянула — тот все так же истуканом сидел, не решался в разговор вступить.

А я поняла — все ведунья знает. Ничего не утаить. Чувствую — покраснела. Голову опустила, коса светлая змейкой золотой на грудь скользнула, я ее за кончик поймала, стала локон на палец накручивать, словно бы нить на веретено. Когда я переживала, волновалась, почти всегда волосы рвала да крутила, бывало, что и срезать потом приходилось кончик косы. А сейчас уж больно хотелось тайну сохранить — права Яга была. Иван, будто чувствуя, что он один не знает, о чем разговор, хмурился. Даже щи не доел, отставил их и коготками своими острыми чуть слышно по лавке скреб — тоже, видать, маялся. Но уже от иного — от неизвестности. Да и кому приятно понимать, что от тебя что-то сокрыли.

Потом объясню. Когда время будет подходящее…

А Яга продолжила говорить. Голос ее убаюкивающий был, тихий, казался он ветерком — тем самым, что за окнами в березовой роще танцует. Казался он колокольчиками дивными, что хрустально звенят в тишине лугов, ручейком звонкоголосым, песней дудочки, что заливисто несется над зелеными просторами.

Я и не заметила, как уснула. А Яге это, видать, и нужно было — в баньке попарились, поели-попили, пора и сны чудесные увидеть, те самые, о которых столько сказок сложено да песен спето…

Глава 12

Болото закончилось, перейдя в гибельный осинник. Тонкие стволы деревьев высились среди мхов и чахлых трав и казались в сумраке призрачными, ненастоящими — будто росли на Той Стороне. Листья — длинные и узкие — смотрелись выкованными из меди, и, словно жестяные, звенели они на ветру, и туманные змеи ползли по земле, уводя нас с Иваном и Тоней все дальше от Моровой топи, где спряталась в высоких папоротниках и лебеде изба старой ведуньи.

Позади остался проклятый ельник с избушкой на курьих ножках, позади осталась Яга и ее травяной отвар, навевавший сладкие, несбыточные грезы, позади остались конские и коровьи черепа, что скалились на высоких шестах вкруг избы.

А впереди — Навь, до которой пару дней пути осталось. Впереди — на границе невидимой — огромный столб железный, к которому прикован черный кот по прозванию Баюн, нежить проклятущая.

Слыхала я, что песни его да сказки навек усыпить могут, что костьми человеческими поле вкруг столба усыпано. Но верить хотелось, что, благодаря подарку Яги, сможем мы с чарами навьими управиться.

Вот и столб — вершиной в небеса упирается, тучи вкруг него хороводят отарой чернорунных овец, и молнии золотые сверкают, да время от времени громыхает в сизой мгле, словно боги в ярости да бешенстве вступили в схватку и это звенят их мечи каленые, и ломаются копья их, падают осколки на землю, падают дождем слезы их, когда оплакивают они павших в этой небесной битве.

И идет по столбу огромный черный котище с мощными лапами и длинными белыми усами, уши его торчат, глаза горят, шерсть на загривке вздыблена, как гора чудище это, как сгусток черной тьмы, что родом из Нави проклятой.

Нет ничего человеческого в мире том. Нет на Той Стороне места человеку, кровь выстынет, сердце остановится. Лишь сильные волхвы да темные колдуны могут ходить по лесам моровым, что за рекой Смородиной расстилаются, лишь им ведомы тропинки те, что среди мертвых трав вьются змеями пестрыми, лишь они могут выйти назад, к людям, в Явь янтарную, обласканную богами светлыми.

А здесь жуть скалится из-за каждого ствола, из-за каждого куста, здесь ягоды отравленные сладко пахнут, но нельзя прикасаться к алым бусинкам, что кровавыми каплями облепили веточки. И белесая грибница расползлась паутинкой под елями, и сверкает на ней роса алмазная, отражая темные ветви и нас, путников, когда мы осторожно пытаемся обойти места гиблые.

Мертвые призраками стоят за столбом, на котором кот сидит, и видно в тумане, как черепа скалятся — и нет спасения от костлявых рук их. Но вот развеялась дымка, исчезли скелеты, будто и не было их, опять осинник шумит жестяными листьями.

А во взгляде кота — сказочный дивный огонь полыхает, и мурлычет Баюн, и от дыхания его травы гибнут, а вместо них расцветает дурман, и полынь стелется туманная, призрачная, словно бы и не живая она.

Явь отступает перед песнями Баюна от земли этой — и Навь прорывается с Той Стороны волшебного леса, через который пройти предстоит.