Кащеева наука

– Ты будешь со мной прыгать? – вдруг спросил Иван.

А я едва куском пирога не подавилась. Закашлялась, перевела дыхание.

И промолчала.

Ведь все знают, что это значит – что парень девушку под свое крыло берет, что невеста она его.

– Ты, Ванечка, не спеши, – вдруг из-под лавки высунулась костлявая мордочка жены моего домовика, кикиморы болотной. – На нашу Аленку роток не разевай! Пока с батюшкой-царем не переговоришь, не смей позорить девку!

И скрылась.

А у меня щеки огнем горели.

Иван достал из корзины с фруктами пару наливных яблочек, протянул одно мне.

– А вот и поговорю! – заявил уверенно.

Пылали священные огни, а мне отчего-то стало страшно – не принесет добра эта любовь, разве ж захочет царь наш на троне темную ведьмарку видеть? Да еще и проклятую, водяному обещанную…

Нужно Ивану правду рассказать.

– Говорят, от ее взгляда леденеет и стынет сердце, а от прикосновения иней появляется, цветы снежные распускаются. Много чего о ней говорят, да вот хорошего мало, – ворчал домовой, гладя по спине кота Ваську, который урчал громко, довольно.

– А как ее к нам тогда допустили? – удивилась Любава, сидя у окошка да косу плетя.

Надо же, заговорила со мной, а то все отворачивалась да губки поджимала, глаза отводила. После праздника урожая, когда все заметили внимание ко мне царского сына, соседка отмалчивалась, делая вид, что меня и вовсе в горнице нет, седмица уж прошла с того дня.

А может, дело в том было, что Иван куда-то запропастился и его странное очарование поуменьшилось? Вот солнцем готова поклясться – нечисто тут, будто бы он чары какие использует, раз уж все красавицы местные с него глаз не сводят. Хотя, может, кровь его царская и была тем самым колдовством, что девчат ворожило? Кто ж не захочет в золотой парче ходить да в теремах дивных жить?

А то, что он меня звал через костер прыгать, – так я ж не совсем дикая, понимаю, что у чернавок права голоса нет, не привык, видать, царевич, когда ему отказывают.

– Заснула ты иль как? – недовольный Любавин голос вывел меня из задумчивости.

– Тебе-то что? Марью Моревну небось не к вам допустили-то, – вздохнула я, поднимаясь с лавки – душно стало, тошно, захотелось на воздух.

– Если до сих пор обижаешься, – сверкнула глазами моя соседка, резко перебросив косу за спину, – так пойми ты – нехорошо было так явно с царевичем миловаться!

– Не миловалась я с ним! – вспыхнула я и бросилась из горницы. Не чуя ног, сбежала по ступенькам, но вдруг будто на стену напоролась. На черном бархате небес светились ярко созвездия, и ветер доносил сосновый терпкий дух из-за заборола. Ни души вокруг нашего с Любавой терема, и в траве лишь чуть слышны песни кузнечиков да трескотня сверчков. Отчего же меня невидимая стена от сада отгородила?..

– Нечаво шастать по ночам! – послышался голос Митрофанушки. Домовик показался на тропинке, ведущей в сторону избы, где травницы зелья лечебные готовить учились, и в сумраке он показался просто тенью среди множества других теней. – Спать надыть ночами, а то удумали…

Я покорно вернулась в сени, а там уже стояла Любава, хмурилась, руки на груди сложив.

– Ты подумай о том, что завтра тебе встреча с мороком зимним предстоит, – сказала она тихо.

Из горницы выскочил кот, потерся о ногу хозяйкину, но с меня глаз зеленых не сводит.

– Не может такого быть, чтобы вред она причинила кому, здесь же Василисы царство… – так же негромко ответила я. – Неужто осмелится пить силы людские?

– Если Кащею обещали плату, так, может, и ей тоже? Айда в избу…

Повернулась, пошла к двери, я следом. А затем Любава мне и рассказала все, что от батюшки слыхивала – он в свое время в плену моровом побывал, едва выбрался из ледяного терема, что стоит на границе между Явью и Навью.

– Марья Моревна много имен имеет – Марой ее еще кличут, Мареной… и Смертью. Она – зимняя стужа и морок холодной ночи. Любит она прясть и ткать судьбы людские, и нити этих судеб в ее костлявых руках.

А еще сказывают, что она невеста Кащея, наставника по воскрешению мертвых, проводника в навий мир, но не больно рад он тому, хитростью Марья его обольстила, но что он получил в обмен на свою свободу, про то никто не знал.

Почему-то после того, как Любава рассказала о жениховстве Кащеевом, мне тоскливо сделалось, хотя отчего ж меня это волновать должно? Но в ночи, за окнами терема, видела я лунноволосого витязя с пронзительными синими очами, он глядел на меня с черных небес, и сердце билось сильнее.

А Любава дальше сказывала… Мол, живет Марья во дворце из искристого льда, дружбу с Ягой водит, отдавая ей души людей, а взамен старуха позволяет богине смерти царить в навьем мире.

Зима – это и есть Марья Моревна, дивная королевна, и длинными темными ночами она безраздельно властвует над русской землей, до краев наполняя Навь душами тех, кто замерз в холодной ночи, кого увели колдовская метель да вьюга чародейская. Она не пленница Нави и никогда ею не была, что бы там ни говорили… Посланницы ее по всему миру бродят-ходят, принимая обличья человека, которого заморочить надобно, могут и о смерти скорой упредить.