Мысли ясные стали, кристально чистые. Стыдно стало за то, что драться бросилась, за то, что в память полезла, в прошлое Кащея – нельзя смотреть без спроса, это я всегда знала. Простит ли? Поглядела на него искоса – сильно ли ярится?
А у него не лицо – маска восковая. Ничего не понять, что думает, что сказать хочет.
– Что это было со мной? – тихо спросила я, отдавая чашу наставнику.
– Видать, колдунья решила напоследок нам жизнь испортить, – мрачно отозвался Кащей. – Ей же и в голову не могло прийти, что кто-то по своей воле от моей любви откажется да от трона Навьего царства.
– А если бы приняла я твою корону… что тогда?
– Не знаю. Наверное, твоими руками убила бы меня Марья…
– Но яйцо с иглой…
– Тише, тише – сказки то все. Нет никакого яйца и никакой иглы.
Если и есть, о том он не скажет.
Да и я не спрошу.
Я тяжело вздохнула, сгорбившись, не зная, что дальше делать. Вцепилась в чашу, да так сильно, что костяшки пальцев побелели.
– Ты, Аленка, увидела то, что не положено, но понять должна, что не хотел я тебе повторения Василисиной судьбы. Хотел я, чтобы по своей воле ты мои владения полюбила да осталась бы навеки здесь – богато мое подворье, широки мои поля да густы леса. Топь Моровая – то все для отвода глаз, на самом-то деле здесь почти так же все, как в Яви, только ночи длиннее да холоднее. Чудища все на цепи да по моровым ямам сидят, никому не даю воли гулять да лиходейничать, а вот Марья… завсегда она любила с мороком хороводить. Покоя мне от нее нет.
Голос Кащея тих был, спокоен. Я снова решилась на него взглянуть – глаза его оледенели, показались мне в этот миг они осколками хрусталя. Жаль его стало, но ни за что бы я не показала этого, не обидела бы его этой жалостью.
– Ты отпустишь меня? – с недоверием спросила я.
– Томить против воли не стану… – хрипло ответил он. – Да только и помогать царевича спасать не буду, тут уж не обессудь. То, что обещал расколдовать… обманул я. Нельзя изменить ничего. Сущность его вторую лишь подчинить можно, но человеком ему снова не стать. Всегда в себе тьму и морок он таскать будет, всегда в нем будет жить дикий зверь. И никогда не избавиться ему от второй тени.
Я сглотнула горькую слюну, пытаясь не реветь – что жестокому татю мои слезы? Но хоть правду сказать изволил.
– Куда тебе надобно? В Зачарованный лес? – спросил Кащей, и на траву упала его хищная тень.
– А ты что же, можешь меня отправить куда угодно? – Я тоже поднялась, косу за спину перекинула и попыталась выпрямиться, хотя беды плечи мои согнули. – Погоди… кукла!
И я бросилась к крыльцу того терема, возле которого нас чародейский вихрь застал, где Иван сумку выронил. Я бережно подняла ее, но куклы не было нигде.
– Гоня! – отчаянно крикнула я, боясь и представить, что будет, если я спутницу потеряла.
– Здеся я, здеся… – послышалось ворчливое, и из высокой травы выглянула рассерженная кукла. – Едва не бросила меня, окаянная…
– Не серчай, я себя едва не бросила…
– Иди… и не вертайся никогда! – громыхнуло за спиной, и я, обернувшись, увидела рассерженного Кащея.
Видать, не хотел он меня отпускать.
– Еще увижу, несдобровать тебе – заточу навсегда в пещере под горами Железными! В Навь не суйся даже! – гаркнул, а по лицу, всегда белому, как снег, пятна красные пошли.
– Довела ты наставника, ой довела… – протянула Гоня, когда я наклонилась, чтобы поднять ее.
Кащей рукой взмахнул, и вспыхнуло пламя, а в нем я увидела терем Василисы Премудрой – на высоком крыльце сидел наш домовик Митрофанушка и плел лапоть, а над ним кудрявая березка шелестела, и кружевная тень от ее кроны ложилась на завалинку.
Я, не чуя ног, бросилась к этому колдовскому пламени, в котором видела Зачарованный лес, боясь, что Кащей передумает.
Вдруг как это морок лишь? И нет на самом деле ни Митрофанушки, ни березки, ни хоромин Василисиных?
– И чтобы дорогу в мое царство забыла! – услышала я напоследок, и огонь поглотил меня, выплюнув в светлице главной наставницы.
Глава 17
– Вернулась… – задумчиво бросила Василиса Премудрая, глядя на меня как-то больно хмуро, с искоркой недовольства в зеленых глазах, что как два смарагда на бледном ее лице сверкали. Толстая коса, украшенная атласными лентами, накосником с камушками гранатовыми, лежала на плечах, уютно свернувшись змеей, и наряд наставницы, как всегда, был богат да пышен – сверкающая от малахитового крошева ткань, казалось, выточена из горной породы самой Хозяйкой гор, которая в школе нашей светлых волшебников обучала магии самоцветов и драгоценных металлов. Кто знает, может, чарами своими она с Василисой поделилась – не могла простая парча, даже каменьями украшенная, так глаза слепить да каменной на вид казаться.
Но почему наставница глядит на меня так… дивно?
И страшно становится мне от взгляда этого.
– Вернулась… – так же тихо отвечала я, пытаясь отдышаться. После всего произошедшего я не верила, что снова в тишине Зачарованного леса нахожусь, что нет больше смрада навьих болот, нет страшного Баюна и его сказок жутких, нет упырей да морока Приграничного леса… вот только и Ивана нет!