Кащеева наука

Кащей распахнул очередные двери, и я едва не ослепла от блеска драгоценных камней, золотых украшений – чего только не было в этой огромной сокровищнице! Горы монет сияли ярче солнца, высились под потолок самоцветы всех цветов радуги – фиалковые друзы аметистов, прозрачный горный хрусталь, зеленый нефрит и россыпи малахита, алые рубины, желтые и ярко-синие топазы, красные гранаты, льдистые хризолиты и множество других камней, названий которых я не знала. Дивные венцы, тяжелые короны, змеящиеся по монетам цепи и ожерелья, бусы из самого прекрасного жемчуга, который я когда-либо видела, перстни и браслеты, усыпанные каменьями пояса и наряды, развешанные по крышкам сундуков, – огромное богатство, которое показал мне Кащей, не могло не очаровать.

Но я была пуста, растеряна, лишена чувств и просто не могла радоваться или печалиться. И потому я просто смотрела на всю эту красоту – молча, спокойно, отрешенно. Точно так же я, наверное, смотрела бы на гнездо гадюк или Моровую топь с гниющими деревьями, на мертвяков в разрытой могиле или на белесых червей на дне мшистого колодца.

Ни боли, ни радости, ни отчаяния.

Ни тоски.

– Что же ты молчишь? – рассердился Кащей, резко разворачивая меня к себе. – Никто не бывал в моей сокровищнице с тех пор, как…

– С тех пор, как сбежала Василиса? – тихо спросила я, увидев в синеве его глаз страшное прошлое, ту тайну, которая едва не приоткрылась мне, когда я смотрела в зелень глаз своей главной наставницы в день моего приезда в ее школу.

Кащей не успел закрыться от моих проклятых чар, а я, лишенная страха, который прежде сдерживал меня, смело нырнула в омут его воспоминаний. Назло ему нырнула – подумалось, если узнаю о его тайнах, то проще сбежать будет. Выкуплю свою свободу обещанием молчать и хранить секреты царя навьего.

Сначала я шла по туманному мороку, и травы росистые не сминались, словно я призраком была, невесомой тенью. Но вот взвесь дождливая развеялась, и я увидела – будто через ледяную стену, – как сидит у зарешеченного окошка прекрасная дева в пышном платье, вышитом золотой нитью. Видны красные сапожки из-под подола, и нетерпеливо вытанцовывает изящная ножка пленницы, словно бы ждет чего-то девушка. Коса ее толстая, до самого пола, и змеей она свернулась, а в ней сверкают льдистые самоцветы, и венчает голову венец дивный – из алмазов и изумрудов.

За окном горенки тьма кромешная, лишь странный узор из огней виднеется на холме – том самом, где Кащей мне только что владения свои показывал. И как я узнала, что это то самое место? Того не ведаю.

Значит, Василиса Премудрая – вот кто Кащею нужен. А я… кем я была для него? Возможностью забыть и начать все сначала? Да вот только забудется ли? Начнется?..

Точно так же, как я Ивана-царевича не смогу позабыть, так же и Кащей Бессмертный – Василису свою.

Вдруг как вытолкнули меня из видений этих, я лишь успела увидеть, как обернулась Василиса, гневно вскакивая с лавки, будто бы прознала, что кто-то подсматривает за ней.

Холодом обожгло запястья, и угрожающе зашипел Кащей, вновь в страшного старика оборотившись:

– Никогда… не смей… пытаться… этого… делать… Это – моя тайна!

Казалось, силы из него уходят, дряблая кожа – как пергамент ветхий, глаза пленкой затянуло, и не понять, о чем он думает.

Казалось, на месте меня сейчас прибьет.

Впрочем, не боюсь. И смешно стало от этой дикой мысли, что совершенно все равно, что дальше будет.

Услышала я жуткий смех потусторонний, как вдруг поняла – это я смеюсь. И подавилась им, смехом этим, словно костью. Кашляю, из глаз слезы брызжут, а сама шепчу что-то неразборчиво, бью наставника по щекам, плечам – куда попадаю, куда дотягиваюсь, туда и опускается кулак.

У него глаза стали ошалелые, оскалился он, сплюнул, а потом просто перекинул меня через плечо и понес куда-то. А я все рыдала да колотила его по спине, будто хотела, чтобы он меня удавил али в топь бросил. Все одно ничего мне не удалось. Ивана потеряла, от подводного мира нет защиты – какая теперь разница, что будет.

– Проклятый… – задыхаясь, я устало повисла на его плече, когда вдруг послышался дурманный запах какой-то травы. Солнечный свет ударил по глазам, ослепляя, прожигая до костей. Я отвернулась, уткнувшись в колкий камзол Кащея – ткань самоцветами украшена да серебряной нитью… И когда он успел меня с плеч сбросить да на лавку усадить?

– Пей! – гаркнул он, встряхнув меня.

Губы ощутили холод камней, которыми чаша была украшена, и я ощутила дивный сладкий аромат – медом запахло, липой да земляникой, вереском и малиной, словно все ягоды и травы лесные были в этом напитке, что плескался в золотом кубке, протянутом Кащеем. Я сделала первый глоток и ощутила, как тьма и морок отступают, второй – и смогла открыть глаза, чтобы не ожечься о солнечный свет, третий – и по жилам побежал хмель странный, тело стало легкое, невесомое, допила до дна – и вся дурь, все выветрилось.