Кащей - Германарих?

Однако, все «белые пятна» прояснятся, если допустить, что «странная фраза» – это цитата из древнего сказания – «кощуна». Вполне можно поверить, что автор в XII веке обладал совсем другой информацией о Кащее, чем мы сейчас, весьма вероятно, что он слышал (и пел) вполне исторические песни об этом персонаже (см. [Рыбаков 2001: 300-301], о кощунах, кощунниках в отличие от рассказчиков недостоверных «басен»). И, если непонятная фраза (но вполне понятная тогдашним читателям) – цитата из такой песни, описывающей (см. выше) «заговор», то есть славянское посольство к гуннам, за которым последовал гуннский поход на готов, тогда все становится на свои места.

«Стреляй» – лук был главным оружием гуннов, а в песне это, конечно, было увязано (срифмовано) со стрелой, позже убившей Кащея.

«Господине» – подчеркивается лояльность славян по отношению к сюзерену и их право на помощь от него.

«Кончака» – в «подлиннике» стоял вероятно, Вострогот – персонаж, доживший до наших дней в «Голубиной книге» в виде некоей «птицы Вострогота». В.В.Иванов и В.Н.Топоров приводят цитаты из разных вариантов «Голубиной книги»: «”Вострогор – от птица да всем птицам птица”; “Вострогот птица вострепещется...”» [Мифология 1998: 491-492]. Германарих-Винитарий правил остроготами много десятков лет, его настоящее имя забыли даже сами готы. Иордану (и другим позднейшим готам) он известен под своим латинизированным титулом (в переводе: «царь германцев» – Германарих) и позднейшим готским титулом Винитарий – «победитель венетов» [Седов 2002: 191], а славяне называли его еще проще – Вострогот, по имени предводимого им племени. Происхождение слова «Вострогот» от «острогот» весьма вероятно («в-» – распространенная в русском языке протеза (надставка) для слов, начинающихся с гласной). А наименование вождей по этнонимам народов было обычным на Руси издавна, ещё у Нестора в XII веке Радим и Вятко – предводители радимичей и вятичей. Прозвище это, впрочем, почти забылось, потому что было вытеснено именем «Кащей». Так в дальнейшем изложении и будет называться этот человек.

«Поганого кощея» – если изъять позднейшее наслоение – латинское paganus – то получится «неверного раба»; подчеркивается нелояльность Вострогота гуннам и, по всей вероятности, нарушение данной им клятвы (за нарушение клятвы монголы в XIII веке убивали предателя вместе со всей семьей, потому что считали предательство фактором наследственным, а гунны пришли во II веке из тех же степей).

В тексте «Слова» цитата приведена вполне к месту – в самом апогее призыва к князям перестать преследовать своекорыстные интересы и спасти Русь от страшной опасности (монголов). Авансом дается высочайшая похвала князю – сравнение с гунном Баламбером, победителем Кащея.

Еще одна более, чем странная фраза: «Се бо готския красныя девы воспеша на брезе синему морю, звоня рускым златом; поют время Бусово, лелеют месть Шароканю». Академик Д.С.Лихачев дает к этому следующее примечание: «Речь идет о готах, живших на Таманском полуострове; всякое поражение русских в борьбе с половцами – ближайшими соседями готов – обогащало готских купцов» [Слово 1974: 42-43 прим.: 63]. Но международной торговлей (работорговлей) занимались в то время византийские, арабские, персидские, еврейские купцы, почему бы они стали делиться прибылью с какими-то готами? А предполагать, что, скажем, крымские готы могли потребовать от того же Кончака плату за проезд по своей территории до Корсуни (Херсонеса), весьма странно. Половцев даже Владимир Мономах не сумел обложить данью, только выгнал из пограничных степей, а уж готов XII века Кончак сам продал бы на Корсунском базаре «по ногате за голову». Если же еще добавить, что некоторые исследователи отождествляют Буса не с «очевидно, одним из половецких ханов XI века», как Д.С.Лихачев, а с антским «королем Божем» у Иордана [Иордан 1997 коммент. Скржинской: 332], то очевидным будет, что автор «Слова» вспомнил готов не зря. Потому что в оригинале (народной песне XII века) было: «...поют они время Бусово, лелеют месть Кащею». Почему автор заменил последнего позднейшим Шароканом, понятно. Кащей в русском фольклоре уже тогда, очевидно, начал свой путь к былинному, а затем и сказочному персонажу, но даже если и нет, представлял из себя слишком ветхую старицу для XII века. Автор с чуткостью настоящего мастера сумел рассказать о позднейших событиях, но при этом затронуть глубины тогдашнего массового сознания. Песни и «басни» о Кащее имели тогда широчайшее распространение (даже жанр этот назывался «кощуна») все их слышали с детства, и автор «Слова» сумел вызвать призрак древнего чудовища, не называя его (чудовище) по имени. Если бы он его назвал, то картина, внушавшая тогдашним слушателям безотчетный ужас, сразу бы поблекла. (Впрочем, окончательный вывод сделать непросто; возможно, постарался переписчик, увидевший в тексте «серьезной» книги имя Кащея, ставшего к тому времени уже персонажем детских сказок, да и церковь осуждала «кощунство» «кощунов». Он применил свою начитанность и исправил «ошибку».)