Кащенко

Сегодня эта идея опять становится актуальной, но совершенно на новом уровне. Психические отклонения пытаются рассматривать не как ущербность, а как альтернативный вариант интеллектуального состояния. Это находит отражение в языке. Детей, которых раньше назвали бы ненормальными, теперь называют «особенными», для них существует множество программ адаптации, в том числе инклюзивное обучение, где «особенные» ученики соседствуют с обычными. Разумеется, такое отношение очень помогает им социализироваться и даже состояться в какой-то профессии. Такое отношение уже стало привычным в Европе и постепенно внедряется в России. Правда, происходит это порой непросто. Слишком много людей подсознательно помнят время СССР, когда «не таких» детей прятали подальше, чтобы они не портили красивую картинку счастливого советского детства. Но в то же время именно в русской культуре есть очень важный и, без сомнения, положительный образ юродивого.

В России к сумасшедшим традиционно относились с сочувствием. Психические нарушения считали неоспоримым результатом божьего наказания, потому и таких больных называли «божегневными». Правда, бывали случаи (чаще всего в деревнях), когда людей с психическими отклонениями начинали обвинять в колдовстве. На них могли возложить вину за любые беды — от болезни ребенка до неурожая. Тогда положение этих несчастных ухудшалось, они легко становились жертвами народного гнева. Например, в 1411 году в Пскове жители сожгли нескольких душевнобольных женщин, найдя в их странном поведении причину массового падежа скота. Но чаще все-таки лишенных разума жалели, называя «божьими людьми». Они находили пропитание и примитивную помощь в монастырях, где на них смотрели скорее как на невольных жертв неких злых сил, нежели как на сеятелей зла.

В описании преподобного Феодосия, относящемся к XI веку, проводится параллель между душевнобольным и пьяным, причем говорится, что «иерей придет к беснующемуся, сотворит молитву и прогонит беса, а если бы над пьяным сошлись попы со всей земли, то не прогнали бы самовольного беса пьянства»[4]. Кроме так называемых «бесноватых» (эпилептиков, истериков и кататоников) в то время еще отличали лжеюродивых. К этой группе, по всей вероятности, относили некоторые формы душевных заболеваний, носителей которых подозревали в симуляции и злостном уклонении от работы, как, например, некоторые бредовые формы при ясном сознании, формы, болезненная природа которых подвергалась (как это бывает и теперь) сомнениям. Сюда же входило, вероятно, немало людей с истероидными расстройствами, о которых говорится, что «лживые мужики, и женки, и девки, и старые бабы бегают из села в село нагие и босые с распущенными волосами, трясутся, бьются и кричат, беспокоя смирных жителей». Приводя эту цитату, Юрий Каннабих закономерно предполагает, что огромная масса душевнобольных, не находя даже монастырской помощи, бесприютно скиталась по земле Русской, как это было и в Западной Европе, и на Востоке.

Более обеспечена была судьба душевнобольных из привилегированных классов. Они направлялись в монастыри для духовного лечения и вразумления; этот способ призрения душевнобольных, в свое время образовавшийся стихийно, был впоследствии легализирован государственными актами. Первый такой акт относится к 1551 году, когда в царствование Ивана Грозного на церковном соборе при составлении нового судебника, названного «Стоглавым», была выработана статья о необходимости попечения о нищих и больных, в числе которых упоминаются и те, «кои одержимы бесом и лишены разума». Государственная помощь им состояла в размещении по монастырям, «чтобы не быть им помехой и пугалом для здоровых», но также и для того, чтобы дать им возможность получить вразумление или «приведение на истину». Интересный документ относится ко времени Михаила Федоровича, который «указал послать Микиту Уварова в Кириллов монастырь под начало для того, что Микита Уваров уме помешался». В указе имеется и наставление о том, как его содержать: во-первых, послан «Микита Уваров провожатым, с сыном боярским Ондроном Исуповым, а велено тому сыну боярскому Микиту Уварова вести скована. И как сын боярский Ондрон Исупов Микиту Уварова в Кириллов монастырь привезет, чтоб у него Микиту Уварова взяли, и велели его держать под крепким началом, и у церковного пения и у келейного правила велели ему быть по вся дни, чтоб его на истину привести, а кормить его велели в трапеце с братнею вместе; а буде Микита Уваров в монастыре учнет дуровать, велели держать в хлебне в работе скована, чтобы Микита Уваров из монастыря не ушел»[5].