Читаем Каширская старина полностью

   Пелепёлиха. Уж и рассердился! Аль не так ответила? Ворого-т кто главный? (Задумалась.)

   Живуля. Ты уж умных людей лучше слушай, меня, сиречь. Василий главный ворог, в нем вся сила. Не будь его, разве они помирились бы? Или тебя этак сам пугнул бы?

   Пелепёлиха. Теперь точно вижу: Василий главный ворог; его нам спихнуть надо.

   Живуля. Ладно. Как спихнуть? На Москву чтоб уехал?

   Пелепёлиха. Так, голубчик, так.

   Живуля. А коли он прав пред отцом уедет, наше дело поди не выгорит?

   Пелепёлиха. Так, голубчик, так.

   Живуля. Значит, надо, чтоб он виноватым пред отцом оказался?

   Пелепёлиха. Так, голубчик, так.

   Живуля. Как же нам его в виноватые поставить?

   Пелепёлиха. Так, голубчик, так.

   Живуля. Чего затакала? Так да так. Не так, а как? Ответь.

   Пелепёлиха. В виноватые как его пред отцом поставить? А не знаю. Ты научи.

   Живуля. Я научу, только не дорога ль тебе наука покажется.

   Пелепёлиха. Ты даром же, касатик, обещал.

   Живуля. Начать науку даром обещал, да начало-т теперь кончено; конец пойдет: о нем поторгуемся.

   Пелепёлиха. И дорого с меня возьмешь?

   Живуля. Зачем тебя, вдовицу, обижать? И взять с тебя, поди, нечего.

   Пелепёлиха. Нечего, голубчик. Добра ведь я, что от Парфен Семеныча ни получила, все то раздарила.

   Живуля. Все раздарила, ничего ни на ком не видно. А мне так уж подари, чтоб видно было. Пустяков прошу. Сережченки у тебя самые пустые есть, их подари.

   Пелепёлиха. Которые ж похуже, не припомню. (На уши показала.) Эти что ль?

   Живуля. Эти зачем же? А есть у тебя: яхонт с изумрудом, те подари.

   Пелепёлиха. Что ты! что ты! Да тем серьгам цены нет!

   Живуля. Знаю.

   Пелепёлиха. Ведь оне покойницыны, женины; ведь я из-за тех серег три недели, ночь-день невступно, перед ним на коленях елозила!

   Живуля. Знаю.

   Пелепёлиха. Ведь те серьги продать, век сыт будешь.

   Живуля. И мне на век же.

   Пелепёлиха. И зачем оне тебе занадобились? Ужли сам носить станешь?

   Живуля. Девку, слышь, облюбовал. "Добудь, говорит, серьги мне: яхонт да изумруд". Мне не добыть, девки решиться. Что ж, по рукам?

   Пелепёлиха. И в жизнь не отдам! Провалиться на месте, коли отдам.

   Живуля (встал). Прощай. Коли тебе охота весь век в обтерганом платьишке тута на пне сидеть -- сиди, мешать не стану. (Пошел.)

   Пелепёлиха. Ты куда ж пошел?

   Живуля. А с Василий Парфенычем мириться, подучу его, чтобы все стариковы подарки у тебя обобрали, и сережки тут же.

   Пелепёлиха. А я как же?

   Живуля. На пне посидишь. (Пошел.)

   Пелепёлиха. Да стой, постой ты! Вправду ль меня на прежнее место поставишь?

   Живуля. Еще как поставлю-то: новые серьги подарит.

   Пелепёлиха. Меньше не возьмешь? (Он идет.) Ну, ну, ну... Ох, подавись ты!

   Живуля (подходя). По рукам? (Дает ей руку, она бьет.) Теперь присядем. (Сел.)

   Пелепёлиха. Что ж наука-то?

   Живуля (смотрит вверх и по сторонам). Старик, думать надо, завалился теперь спать. Обеды прошли уж. Так; скоро и наука придет. Кажинный день в это время здесь бывает. (Осматривается.) Место -- ничего, прохладное.

   Пелепёлиха. Где ж наука-то?

   Живуля. Близко. Схорониться нам надо. Ты тут (показывает), там. (Отходит.) Ну-тка, приляг там. Только гляди: что ни услышишь не шелохнись, пока я на средину не выбегу. (Та прилегла.) Помолчи маленько. (По молчании.) Идут, идут!..

   Пелепёлиха (вскочила). Где, где?

   Живуля. Ты зачем же вскочила? Все дело мне испортишь. Ложись опять.

   Пелепёлиха (присела). Как копна лежу.

   Живуля (шепотом). Тише ты! В самом деле идут.


ЯВЛЕНИЕ III

Живуля, Пелепёлиха в кустах; входит Глаша; следом Василий и Марьица.


   Глаша (входя). Какие тут вам голоса почудились? Никого нету. Тихо все. (Идет опять за кулисы.) Идите!

   Живуля (сам с собой). На перепелов я хаживал: точь-в-точь. Что самец, что парень -- дураки оба.


Входят Глаша, Василий и Марьица.


   Глаша. Ну, пощебечите тут. Я мешать не стану. Грибов поищу. (Уходит в глубину рощи.)


ЯВЛЕНИЕ IV

Василий и Марьица; Живуля и Пелепёлиха в кустах, зрителю не видны.


   Василий. Что ж, Марьица, как я сказал, согласна?

   Марьица. Не знаю,что сказать... уж больно скоро...

   Василий. Откладывать зачем же? И нельзя:

   Не надолго отпущен государем,

   Недели через две в Москву сбираться.

   Теперь не хлопотать, когда ж успеем?

   А дела-т нам осталося немало.

   И наперво, как только согласишься:

   Отцу сказать, уговорить его.

   Там сватанье, а там начнутся сборы,--

   Немало времени уйдет. И дело,--

Перейти на страницу:

Похожие книги

Все в саду
Все в саду

Новый сборник «Все в саду» продолжает книжную серию, начатую журналом «СНОБ» в 2011 году совместно с издательством АСТ и «Редакцией Елены Шубиной». Сад как интимный портрет своих хозяев. Сад как попытка обрести рай на земле и испытать восхитительные мгновения сродни творчеству или зарождению новой жизни. Вместе с читателями мы пройдемся по историческим паркам и садам, заглянем во владения западных звезд и знаменитостей, прикоснемся к дачному быту наших соотечественников. Наконец, нам дано будет убедиться, что сад можно «считывать» еще и как сакральный текст. Ведь чеховский «Вишневый сад» – это не только главная пьеса русского театра, но еще и один из символов нашего приобщения к вечно цветущему саду мировому культуры. Как и все сборники серии, «Все в саду» щедро и красиво иллюстрированы редкими фотографиями, многие из которых публикуются впервые.

Александр Александрович Генис , Аркадий Викторович Ипполитов , Мария Константиновна Голованивская , Ольга Тобрелутс , Эдвард Олби

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия
Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия