Каштановый омут

– Какое это имеет отношение к вам? Я полагаю, вы предпочли бы видеть меня человеком Людовика, а не Генриха. Разве не вы сказали, что де Серей… – Адам не нашел в себе силы сказать «ваш муж», – уехал, чтобы привести против нас войска? Однако Людовик направился в совершенно противоположном направлении, к землям моего брата Джеффри. Вот я и думаю, не служило ли ваше предупреждение лишь средством заставить нас застрять здесь, развязав руки Людовику?

Глаза Джиллиан от удивления распахнулись.

– Я вам в точности передала то, что Осберт сказал мне, – возразила она, но голос ее был слабый. До нее дошло, что сомнение, отразившееся на лице Адама вчера, могло и не быть связано с ее добродетельностью или отсутствием таковой.

– Что он сказал вам? – рявкнул Адам. – Вы имеете в виду, полагаю, что он сказал вам для передачи нам?

– Я не знаю, – пробормотала Джиллиан, потрясенная такой возможностью, которая никогда не приходила ей в голову. – Я имею в виду, что он не говорил передать вам эти слова, но, вполне возможно, рассчитывал на это. Он знает, что я ненавижу его, я не делала из этого тайны. Он знает, что я готова на что угодно, чтобы навредить ему. Он такой хитрый, такой скользкий, что вполне мог обмануть меня, надеясь, что я повторю ложь вам.

Адаму вдруг полегчало. Это было слово «скользкий». Он мог представить женщину, которая говорит, что ненавидит любимого мужчину, чтобы содействовать его интересам, но называть любимого «скользким», по его мнению, было невозможно ни по каким мотивам. Джиллиан могла бы сказать «жестокий» или «грубый», в таких словах есть какая-то сила, но слово «скользкий» исключает какую-либо привязанность.

Лицо Джиллиан под его пристальным взглядом зарделось, а губы скривились почти в оскал, какой только может себе позволить приличная женщина.

– Мерзавец! – прошептала она скорее про себя. – Это все ложь, – она подняла глаза на Адама. – Он сказал, что вы чудовище и что вы убьете меня. Это была ложь. Он сказал, что вы беспощадно перережете всех воинов и слуг, а женщин отдадите солдатам. И это была ложь. Очень может быть, что он солгал и насчет своей поездки к Людовику. Он, должно быть, знал, что вы без причины не причините мне вреда. Он рассчитывал, что я перескажу вам его слова, и когда станет ясно, что я ввела вас в заблуждение, вы убьете меня и тем самым сделаете его, моего наследника, хозяином Тарринга.

Всеми фибрами души Адаму хотелось поверить ей. Если бы он не так жаждал этого, сомневаться в искренности слов Джиллиан было бы невозможно. Но он не доверял даже самому себе. Раз попавшись, как ему казалось, Адам был теперь слишком насторожен.

– Если это правда, – сказал он, с трудом выдавливая слова, – почему же он не убил вас сам? Вы не проведете меня во второй раз, леди Джиллиан. Если де Серей не собирался звать Людовика на помощь, куда же он отправился? И зачем? Возможно ли, что он отправился собирать людей Невилля, чтобы попытаться отвоевать Тарринг?

Джиллиан совершенно пропустила мимо ушей сарказм, звучавший в вопросе Адама. Злость отпустила ее, и на лице отразилась надежда.

– Неужели вы думаете, что он мог совершить такую глупость? – пробормотала она.

Этот вопрос привел Адама в такое же замешательство, как смутили Джиллиан его первые слова.

– Что вы имеете в виду под словом «глупость»? – отрывисто произнес он. – К кому же отправляться за помощью, как не к вассалам и кастелянам?

– Но они ненавидят Осберта, – ответила Джиллиан. – Он был груб и высокомерен с ними, когда они заезжали навестить Гилберта.

– Вот как? – подозрительно спросил Адам. – Но если они терпели это тогда, почему это стало нетерпимым для них теперь?

– Тогда был жив Саэр, – сказала Джиллиан. – Они никогда не присягали Осберту.

Однако мысли ее уже витали в другом месте. Выражение лица Адама сейчас точно повторяло вчерашнее. Она поняла, что Адам подозревал ее в политической измене, а вовсе не в супружеской. Она едва не улыбнулась от облегчения, но здравый смысл удержал ее от этого. Джиллиан было все равно, будь королем Англии хоть Великий Турок. Если бы это устраивало Адама, она нашла бы это превосходной идеей, однако чувствовала, что не стоит позволять Адаму понять, насколько ей это безразлично. Это вряд ли согласовывалось с его представлениями о «приличной» женщине. Не могла она и дать ему понять, что охотно переметнется от Людовика к Генриху, если только он захочет. А если она скажет, что всегда была предана только Генриху, он все равно не поверит…

– Люди Невилля согласились с правлением Саэра? Почему?

Голос Адама оторвал Джиллиан от ее раздумий. Она усилием воли переключила мозг на его вопросы. Первым ее порывом было закричать: «Я женщина. Как я могу знать такие вещи?». Но этот ответ лишь усилил бы презрение Адама к ней либо просто убедил бы его, что она лжет и, следовательно, лгала во всем остальном. Джиллиан напрягла мозг, собирая воедино обрывки разговоров, которые ей приходилось слышать, намеки, которыми обменивались Саэр и Осберт в ее присутствии.