Каспий, 1920 год

Первое, что мне не очень понравилось, - это атмосфера какого-то избранного общества, когда посланца ввели в царство хорошего тона, разместившееся в большой, роскошно убранной и явно купеческой гостиной. И если комната и обстановка служили своего рода трофеем, оставленным удравшим богатеем, за стиль которого нынешняя хозяйка не могла нести ответственности, то состав компании, окружающей крупного политработника и жену комфлота, всецело определялся ее выбором.

Пять или шесть глубоковоспитанных дам восседали вокруг кресла той, которая сейчас являлась старшей среди равных, и трудно было поверить, что она наганом и конем владела лучше, чем вязальными спицами, и спокойно могла стоять на мостике корабля во время артиллерийского боя.

Еще раз я убедился, какой сложный человек был в этой оболочке {67}.

Все занимались «рукоделием», а одна из дам, помоложе, читала вслух какую-то книгу.

С моим приходом заведенный порядок был нарушен. Хотелось ограничиться ролью курьера, однако пришлось рассказать все с момента выхода в операцию с 12-футового рейда. Повышенный интерес слушательниц был естественным, все они были женами командиров, ушедших со штабом флотилии или дивизиона эсминцев.

По таинственному знаку хозяйки появился подносик с чаем, домашним печеньем и ломтиком подобия колбасы. Хорошо, что я имел небольшой тренинг в Петровске, поэтому не испытывал тошноты, когда уничтожал угощение.

Через минуту неприятно резануло другое. От имени комфлота доложили, что он ее ждет; уже приготовлена квартира сбежавшего контр-адмирала Сергеева.

- Как он не понимает, что я не смогу жить в этом доме и дышать тем воздухом, которым дышали наши смертельные враги!

Пафос и дрожь голоса от гнева привели в трепет всех дам. А я следил глазами за возмущенной женщиной, шагавшей с пылающими глазами из угла в угол, и не мог понять, насколько эта щепетильность является искренней… Ведь нынешняя гостиная тоже принадлежала не пролетарию. Не знаю, прасолу или рыбопромышленнику, но вижу, что миллионеру.

Чужая душа - потемки. А такой необыкновенной женщины - и подавно.

Через несколько минут морской фельдъегерь или дипкурьер забыл все сомнения и оценил остроумие хозяйки.

Остановившись против меня, Лариса Михайловна сказала:

- Спасибо за письмо, каптен! Спасибо за повесть о первых операциях… Вы интересно рассказываете. Будь у вас время - заставила бы написать в газету о случае с зарубленными у тюрьмы. Ну, да бог с вами… Меняйте винты, это сейчас важнее!… За отличное выполнение поручения вы награждаетесь… Ну, что больше всего нужно капитану, несколько суток простоявшему на мостике? - Она оглядела своих дам, но те насторожились и не рискнули отгадать вслух. - Вы награждаетесь горячей эмалированной ванной с душистым мылом!

Это было неожиданно для всех и для меня. Это было великолепно {68}!

Комендант - картинный матрос с маузером - сделал кислую мину и, когда вел меня в ванную комнату, возмущенно ворчал.

Только сидя в мыльной горячей воде, в отличной «мальцевской» купели, я оценил жест хозяйки. Совершенно очевидно, что она сама испытывала это блаженство после длительных (и очень рискованных) скачек по калмыцким степям, с ночевками в грязных кошарах. После подобия душа на «Деятельном», которым было неудобно, а главное, некогда пользоваться, награда, полученная в виде ванны, воспринималась с благодарностью, как приятное с полезным.

Розовый и сияющий, как херувим, посланник опять предстал перед дамами, благодаря от души хозяйку, после чего произошел деловой, но неприятный разговор.

- Вот что, кэптен! Пока вы плескались, я решила идти в Петровск с вами на миноносце!… Тут Сергей Андреевич {69} готовит мой переезд на одном из транспортов, который пойдет дня через два, в составе конвоя. Но с вами я выиграю полсуток, а главное - тряхну стариной!…

После взгляда на мою недвусмысленную мину холодно и с издевкой:

- Или вы боитесь «бабы» на корабле?… Может быть, вы по понедельникам в море не рискуете выходить?…

- Ни понедельника, ни тринадцатых чисел и прочих примет не боюсь. Но, во-первых, я не имею разрешения командующего, а во-вторых, скажу откровенно, у нас в гальюне офицерского отсека - одно очко. И два пассажира - штабные командиры… Устали все изрядно. Думаю, что экстренный док обойдется нам еще дороже. Вправе ли я усложнять жизнь своих командиров еще больше? Поверьте, что одно дело идти в бой, а другое - быть только гостем. Последнее более обременительно.

- Ясно! Не продолжайте! Вы правы, я иду на транспорте.

По дороге на миноносец я вспомнил, как мне демонстративно твердо пожали руку…

- Спасибо за откровенный ответ! - Это было явно сказано для аудитории, шокированной моим отказом и еще больше грубыми морскими терминами.

Ссылка на отсутствие разрешения была явно несостоятельна: ведь речь шла не столько о жене комфлота, сколько о начагитпропе. А что она стеснила бы нас независимо от пропускной способности гальюна - в этом я не сомневался.

* * *

Больше ничего об Астрахани не помню, так как больше на берегу не был.

Записал отрывочно кое-что.