Кассиопея

– Ты слишком странно ведешь себя для человека, у которого в квартире оказался совершенно посторонний чел, – не выдерживает Мингю.

– Это как посмотреть, – Чонхо отходит от окна, – будем считать, что я все еще не до конца осознал сей факт.

Он достает из пакета банку пива и сразу же открывает ее. Запрыгивает на стол, садится точно напротив, делает несколько глотков. Мингю же от нечего делать снова закуривает.

Раскрытое окно ничем не помогает – сигаретный дым заполняет комнату, закручивается в спираль над его головой. Он глядит в потолок, затягивается так сильно, будто хочет умереть от переизбытка никотина в крови, и перебирает про себя все возможные слова – которые надо сказать, которые хочется сказать. Но сказать ничего не может уже, потому что любая выстроенная внутри фраза ломается обратно на составляющие. Как он сам повел бы себя в такой ситуации? Если бы вдруг проснулся и понял, что Тэён – вовсе не Тэён, хоть и лицо абсолютно такое же.

И чем больше Мингю думает об этом, тем больше убеждается в том, что просто не знает. Потому что предугадать даже свою реакцию слишком сложно.

– Он рассказывал мне, – говорит Чонхо, громко ставя банку рядом с собой на стол; Мингю переводит на него взгляд удивленно почти – не ждал уже, что тот все-таки заговорит, – про зеркало. Что по ночам видел там другого себя. Я сначала подумал, что ерунда все это, да и зеркало стоит в квартире с тех пор, как мы сюда въехали, а то два года назад было почти. Почему именно сейчас, спрашивается. – Чонхо замолкает, отпивает пиво опять, хмурится, будто вспоминает что-то. – Я ведь даже с ним оставался, чтобы самому увидеть все, но в зеркале ничего не было.

– Я тоже просил со мной остаться, – не выдерживает Мингю.

– А потом появляешься ты, – его слова пропускают мимо ушей, – в точности таким, каким тебя описывали.

– Ты по волосам и татуировке понял? – усмехается Мингю.

Чонхо улыбается, смотрит вниз куда-то, но уже спустя секунду – прямо ему в глаза.

– Это было слишком просто. И дело вовсе не во внешности.

– А в чем? Давай, расскажи мне.

– Вы абсолютно разные. Я знаю его еще со средней школы. Неужели ты думаешь, что я бы перепутал лучшего друга с тобой?

Мингю становится чуточку, самую малость обидно. Не то чтобы он тут в друзья набивался, ему это не нужно совсем, но обида как-то сама собой на голову ватным облаком оседает.

– А еще он неряха, в то время как ты даже тетради на столе поправил. Зачем, спрашивается? – Чонхо спрыгивает вниз. – Ты, судя по всему, животных не особо любишь, а именно он был тем, кто уговорил меня завести собаку. Он пьет кофе с молоком и кучей сахара, а ты не стал. Еще и куришь как паровоз.

– Извиняться за это не собираюсь. У меня стресс, может. Не каждый день просыпаешься не в своей комнате, квартире, мире. – Мингю делает яркий акцент на последнем слове, медлит немного и продолжает: – И не каждый день ты видишь соседского ребенка, резко повзрослевшего на десять лет.

– Погоди, это ты обо мне? – Чонхо так смешно округляет глаза, что он не удерживается от тихого смешка.

– Нет, блядь, про корги.

– В твоем мире есть я?

– И тебе двенадцать лет.

– Да быть такого не может. – Чонхо выглядит возмущенным до глубины души, и, пожалуй, это первый раз, когда Мингю запросто читает эмоции на его лице. – Получается, другому мне ты хён? Нет, я с этим не согласен совершенно.

– Придется. Потому что я не только твоего мелкого двойника старше, но и тебя, судя по всему.

– Мне двадцать два вообще-то.

– А мне двадцать пять.

– Пиздец. Нет, я отказываюсь это воспринимать. – Чонхо выставляет перед собой ладонь, обозначая невидимые границы, берет уже почти пустую банку пива и допивает остатки.

– То есть двойника своего лучшего друга ты воспринять можешь, а то, что он тебя старше, – нет? Тебе точно двадцать два, а не двенадцать? – Мингю вдруг начинает настолько веселить вся эта ситуация, что он на пару мгновений забывает о растекающейся чернилами тревоге внутри.

– Я не собираюсь называть тебя хёном.

– А я просил?

Чонхо в ответ не говорит уже ничего – подходит близко совсем, наклоняется вперед и разглядывает в упор. Мингю от неожиданности шарахается назад, да так резко, что точно бы вывалился прямо в открытое окно, если бы Чонхо не схватил его за ворот рубашки. Возвращает на место, но руку разжимать не спешит – приближает лицо свое и разглядывает. А Мингю близость чужая нервирует настолько, что лучше бы он в окно выпал, честное слово.

– Отвали.

– У вас реально одно лицо, – игнорирует его негодование Чонхо, а у Мингю окончательно сдают нервы, когда чужое лицо оказывается еще ближе: он резко дергает головой и дает Чонхо по лбу, заставляя того отпрянуть. – За что?!

– Есть такая штука, зона комфорта называется. Не слышал о ней? – Мингю поправляет ворот рубашки.

– Извини, я забылся, – Чонхо трет лоб, – просто…

– Просто что?

– Мингю нормально относится к чужой близости, если так можно выразиться.

– Избавь меня от этого.

– Ладно. – Чонхо запрыгивает обратно на стол. – Рассказывай.

– Что?

– Все? Чем быстрее мы разберемся в этой ситуации, тем лучше.