Каста огня

— И так старые и неверующие были сочтены недостойными, — произнес юный пастырь, цитируя истину, которой поделился с ним мертвый святой. — И лишил их Император милости Своей, и возвысил праведных, дабы запечатлели они слово Его на лике Галактики огнем и кровью!

А затем луч-убийца вспорхнул с железной могилы рыцаря, и Оди тут же изрешетил наводчика на крыше.

Благодаря своего бога, он помчался к ближайшей группке воинов огня.

Как же хорош труд во имя Императора!

Шас’вре Джи’каара следила за разворачивающейся битвой с крыши завода неподалеку. Женщина-тау знала, что ее товарищи хотят поскорее вступить в бой, но ждала, пока к схватке не присоединились «Часовые».

— Команда «Кризисов», атака по схеме «Аой’каис», — скомандовала Разбитое Зеркало.

Взмыв над крышей, она устремилась к платформе внизу. Массивный БСК Джи’каары казался какой-то экспериментальной летающей машиной. По бокам от командира неслись Каорин и Асу’кай, которые были облачены в такие же боескафандры, но управлялись с ними намного искуснее.

«Они с отвращением восприняли мое повышение и включение в команду», — подумала женщина.

Двое ветеранов и были командой «Кризисов» Диадемы. Они долгие годы служили вместе и прошли ритуал та’лиссера, сделавшись друг другу ближе, чем кровные родственники. Сама Джи’каара никогда не приносила клятву воинского братства: внешние и внутренние шрамы превратили ее в изгоя среди сородичей, — и все же о’Сейшин возвысил Разбитое Зеркало над побратавшимися бойцами. Это было неправильно не в последнюю очередь потому, что она чувствовала себя не на месте внутри БСК. Да, женщина владела техникой ношения брони, но уже много лет не облачалась в «Кризис» для боя.

Джи’каара знала, что не может сравниться с подчиненными, и они тоже это знали.

«О’Сейшин, твои политические игры стали насмешкой над обычаями тау, — с горечью подумала Разбитое Зеркало. — У касты воды нет почтения к традициям».

Гниль укоренилась здесь десятилетия назад, когда аун’о Хамаан, ответственный за Федру эфирный, исчез вместе с шас’о Геза, командующим воинов огня. О’Сейшин, как старший тау среди оставшихся на планете, принял общее руководство и уже не слагал полномочия. Шли годы, Джи’каара ждала, что эфирные или каста огня пришлют замену пропавшим, но никто не появлялся, и женщина наконец призналась себе, что все так и останется. Война, в которой у тау не было военного или духовного вождя, превратилась в нечто низкое и не понятное для Разбитого Зеркала.

«Но здесь и сейчас у меня есть ясная цель, — решила она. — Сегодня я, в жизни или смерти, послужу Высшему Благу. Чем бы оно ни было…»

Последняя мрачная мысль обеспокоила Джи’каару, но время раздумий прошло. Открыв огонь из фузионных орудий, боескафандры обрушились на «Часовых».

Единственным, кто увидел приближающихся врагов, оказался Ван Галь, хотя «увидел» было не совсем точным описанием. Он скорее «почувствовал» тень, коснувшуюся обшивки его шагохода. Это было совершенно нелогичное ощущение, но кавалерист давно затвердил, что логика никак не помогает выжить. Боргард не думал, а действовал, и сейчас он так резко развернул машину, что менее талантливый всадник опрокинулся бы. Очередь мощных фузионных разрядов распорола воздух позади него, и в металлической платформе появились глубокие борозды.

Вся мощь параллельного залпа досталась «Часовому» Арнесса, кабина которого разлетелась на куски. Обезглавленный шагоход проковылял несколько метров и с грохотом рухнул на площадку. Мистеру Серебряку повезло, и его противник, очевидно, не такой умелый, как остальные, даже не зацепил машину парня. По Квинту вообще не стреляли: несомненно, тау определили в нем худшего из пилотов.

— Боескафандры! — воксировал Ван Галь, инстинктивно почуяв врага еще до того, как тот коснулся земли. Широкие ступни БСК и ноги, схожие с поршнями, изящно амортизировали удар, но центральный чужак немного споткнулся.

«Вы, сэр, свою лошадку не знаете!» — с сухой иронией подумал Боргард.

— Вижу фузионки и огнеметы! — крикнул мистер Серебряк, юный северянин, которого приняли в «Серебряную бурю» из-за имени, в качестве живого талисмана. Однако парень оказался блистательным кавалеристом, и капитан Вендрэйк на собственные деньги купил ему «Часового». Это вызвало раздражение твердолобых патрициев вроде Квинта, но Ван Галь гордился, что сражается рядом с Серебряком.

— Отступаем к «Тритону»! — завопил Перикл и бросился бежать к застрявшей канонерке, что оказалось смертельной ошибкой.