Каста (СИ)

Омега ничего не сказал Лето о первой попытке и не собирался говорить о второй. Лето, пылает любовью и страстью, расскажи Хюрем о том, что ему грозило и он мог сотворить какую-нибудь глупость. Это было лишним. Всё шло своим чередом.

Вернувшись в дом под утро, Хюрем не удивился, увидев в гостевой Мидаре, а вот хозяин дома явно выглядел сбитым с толку. Оба смотрели друг на друга волками. И всё же никто не собирался ронять лицо и переводить игру в открытую.

— Виро скоро проснётся, — с плохо скрываемой досадой произнёс Мидаре. — Подай ему завтрак и не забудь сварить отвар. Рецепт на столе.

Где лежал оставленный Шиторо клочок пергамента, Хюрем и так прекрасно знал. После того, как Виро отказался от посещений, подниматься ради единственного больного в анаку стало не с руки. Написав указания, травник возложил на Хюрема новую обязанность и удалился. С тех пор минуло два полнолуния.

Хюрем кивнул, не говоря, что напоминания были излишни. У каждой игры свои правила.

Приготовив отвар и поставив кипятиться воду для супа, Хюрем отправился в комнату, которую Виро не покидал с тех пор, как попытка покончить с жизнью не увенчалась успехом.

Виро не спал. Заметив вошедшего, он подобрался и спрятал взгляд. Приблизившись, Хюрем протянул глиняную чашу с отваром. Омега покорно принял лекарство и вернул посудину, после чего прислужник удалился, объявив что завтрак приготовит он, раз уж Виро встал гораздо раньше стряпухи.

Оставленный в одиночестве, Виро снова посмотрел на ногу. Эти деревяшки сводили его с ума. Упав с обрыва в первый раз, он пролежал с ними недели три, не больше. Но Хюрем до сих пор не разрешал их убирать и не говорил, когда позволит это сделать. Виро догадался, что таким образом его держат пленником, не позволяя покидать пределы собственной спальни. Он и не рвался наружу, но ногу сводило и выворачивало. Она постоянно чесалась, покрывалась мурашками, бедро и стопу покалывало так, что хотелось лезть на стену, но, поскольку недвижимая, она не болела до одури, Виро продолжал терпеть. Поэтому, и ещё потому, что по-прежнему боялся молчаливого и нелюдимого надсмотрщика.

О Лето Виро думал всё меньше и меньше. То ли он его давно не видел, и потому забывал, то ли разочаровался, понимая, что тот, каким бы обожаемым ни был, уже отыскал собственную судьбу, и у них с Виро никогда не получится любить друг друга так, как отец любил папу, несмотря на то, что истинными они не были. И Виро не винил Лето, ведь тот отыскал пару.

Иногда, украдкой поглядывая на отдыхавшего в комнате Хюрема, Виро думал, каково это — встретить собственную половину. Он хотел спросить об этом, но, конечно, не осмелился. И всё же было очень интересно, насколько сильно должно было быть притяжение, чтобы Лето — красивый, великолепный раджан — бросился закрывать грудью простого омегу.

Ещё Виро думал о судьбе — собственной и других, — пытаясь понять, была ли истинность наградой для Лето и Хюрема — или наказанием. Ведь и его счастливое избежание смерти сначала казалось благом. Может, Лето и Хюрему было не легче? Лето должен был получить писаного красавца, чистокровного, как он сам, а судьба дала ему Хюрема, от которого наверняка со временем избавятся. Каково будет пережить такую потерю? Да и Хюрем, наверное, не просил в истинные чистокровного. Конечно, было здорово принадлежать такому альфе, как Лето. Но стоило ли это жизни?

Виро по-прежнему боялся Хюрема, но ненависти не было. Даже за убийство брата. Виро решил, что был виноват в этом, пожалуй, больше чем Хюрем, ведь тот защищался и защищал свою пару.

Похоже, в четырёх стенах Виро медленно сходил с ума. Он не видел никакого смысла в том, что происходило, кроме некой странной логичности событий. Он понимал отдельно взятые вещи. Например, что истинность — явление природное, данное свыше. Оно не следовало человеческим законам, и потому Лето и Хюрем стали парой. Но по человеческим законам Хюрем должен был умереть, являясь неподходящим для Лето. Это имело смысл само по себе, но всё вместе выглядело одной большой насмешкой, в которой не было ни грамма толку.

Мидаре бы всыпал Виро по полной, узнай о том, как часто омега стал сомневаться в существовании великого Аума. И это страшное кощунство, должное повергнуть его в ещё большее уныние, как не удивительно, приносило облегчение. Может быть, в осознании того, что ты просто муравей и никому не нужен, больше свободы и спокойствия, чем в высоком праве чистой крови и великой судьбе.

Глава 26 Надсмотрщик

До праздника Касты оставалось несколько недель, когда Виро сообщили о предложении Лето: назначить церемонию в вечер после отбора новобранцев. Мидаре, рассерженный и взвинченный, явился рассказать об этом сыну, выгнав Хюрема, которому, впрочем, всё было прекрасно слышно и за дверью.