Остальное не интересовало Касту. Как только ребёнок оказывался под покровительством раджанов, он получал новую семью. Родитель же, в случае успешного прохождения мальчиком состязаний, должен был вернуться на следующий день за соразмерным возрасту и полу вознаграждением и карточкой с привилегиями, которую отныне можно было демонстрировать сборщикам податей следующие десять лет. В случае же если семья отправляла в Касту не первого сына, срок и сумма увеличивались. Больше родитель и дитя не виделись.
Мало что понимающий малыш стоял, привалившись боком к ноге отца, и едва удерживал глаза открытыми. Ранний подъем дался нелегко, но к началу состязаний он уже проснётся, чтобы решить собственную судьбу: стать раджаном или вернуться в отчий дом, подгоняемый подзатыльниками и наставлениями, что в следующий раз нужно стараться сильнее. И тогда, когда настанет праздник, они снова вернутся в столицу, попытать счастья, или выберут город поменьше, где конкуренция будет не такой ожесточённой.
— Сколько мальчику лет? — произнёс писарь в ожидании очередного выводка.
— Мне двадцать четыре, — прозвучал спокойный уверенный голос, заставивший его поднять глаза.
— Свободный бой? — уточнил писарь для порядка, впрочем, уже понимая, каким будет ответ.
Хюрем кивнул.
В Касту принимали детей и подростков. Охотнее всего набирали младших детей. Десятилетних ребят было в два раза меньше и совсем скромным числом были представлены те, кто вскоре собирался переступить порог совершеннолетия, отмеченный шестнадцатью вёснами. Чем старше становился подопечный, тем меньше интереса он вызывал.
Разум и тело малыша более податливы для нужд раджанов. Из такой глины проще обжечь крепкое тело; легче обучить правилам боя и стратегии, если в том есть нужда, и заставить беспрекословно выполнять приказы. Увы, дети росли медленнее, чем гибли воины в сражениях, и потому приходилось возиться и с теми, кто был постарше. Правда, успехами эти ребята могли похвастаться редко. Взрослые же и вовсе не интересовали Касту; время, чтобы подготовить хорошего воина, было безвозвратно упущено.
И всё же, имелось одно-единственное исключение — Свободный бой.
Каста существовала испокон веков и за свою историю пережила немало потрясений. Как оказалось, случалось всякое, и иногда в ряды раджанов желали вступить доблестные воины, прибывшие из далёких земель. Пращуры, понимая всю тонкость вопроса, справились с затруднением раз и навсегда, внеся в регламент состязаний Свободный бой.
Поучаствовать в бою мог любой желающий, вышедший из детской поры. Однако всё было не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Победителем, с не определённым до самого последнего момента количеством участников — кто же знал, сколько сорвиголов явится в тот или иной год — мог стать только один воин. Единственного счастливчика, выстоявшего на ногах, когда все остальные не могли подняться, принимали в Касту.
Одержавший победу мог ранить соперника или вовсе убить, по собственной воле или воле случая; важное обстоятельство, над которым следовало хорошенько поразмыслить, прежде чем соваться на состязание без веской причины. Риск был огромным и мало кто этого не понимал. Отваживались на бой только отчаянные, мастера и те, кто жаждал стать раджаном или, в случае неудачи, распрощаться с жизнью.
Преимуществом такой жестокости являлось отсутствие необходимости собирать высшие чины Касты для обсуждения каждого отдельного случая, когда половозрелый мужчина ходатайствовал о вступлении в ряды раджанов. Люди были вольны решать сами, как провести остаток отмеренных им дней, и потому, должно быть, число участников Свободного боя редко переваливало за двадцать человек.
Писарь, тем временем, хмурился.
— Ты ведь омега.
— Да, — спокойно согласился Хюрем.
— Омеги не принимают участие в состязаниях.
Что мог предложить раджанам омега? Конечно, в Касте были чистокровные представители слабого пола, ведущие свои родословные из глубины столетий. Они вступали в браки с себе подобными, давая рождение узкому кругу избранных. Но, в остальном, омеги были не нужны.
— В правилах этого не сказано, — произнёс Хюрем, глядя на писаря не моргая.
Немолодой, лысеющий бета скосил взгляд, задумавшись. Хюрему не составило никакого труда прочесть мысли по его лицу. Писарь, без сомнения, знал Устав Касты назубок и теперь размышлял о том, какое именно положение, при некоторой доле превратного истолкования, не допустило бы участие омеги в Свободном бою. Скрипнув зубами и бросив на Хюрема мрачный взгляд, он завозился, извлекая из внутреннего отделения стола толстый фолиант.
Выделанная кожа с золочёным оттиском привлекла внимание тех, кто стоял неподалёку. Шум вокруг немного поутих, пока писарь отыскивал нужную страницу. У верхней кромки показалась витиеватая алая надпись. Бета свёл брови и ниже склонился над строчками.