Касторп

Вероятно, для истории Сопота не имело особого значения, что в первый же год деятельности «Вармбада»^[25] пациентом этого лечебного заведения стал студент Ганс Касторп. Его фамилия фигурировала в книге записи процедур под номером 747 с двумя дополнительными пометками: «М» + «Э». «М» означало купание в подогретой морской воде, «Э» — электрический ток, под постоянным небольшим напряжением пропускаемый через ванну пять раз за сеанс. Наш герой для процедур выбрал пятницу, поскольку во втором семестре по пятницам занятия заканчивались раньше обычного, в час дня. Спустя пятьдесят восемь минут он уже садился в поезд на Центральном вокзале в Гданьске, куда из политехникума добирался на трамвае. Без пяти три, слегка вспотев от пробежки по Морской улице, он входил в мужскую приемную «Вармбада», где в плетеных креслицах, за кофе и журналами мод, пациенты ждали, пока облаченный в белый халат банщик выкрикнет соответствующий номер и отведет своего подопечного в кабину, где тот раздевался за ширмой и залезал в уже приготовленную ванну.

— Вы студент медицины? — этот вопрос донесся до Касторпа из соседней, грязевой ванны, в которой лежал худосочный господин средних лет, похожий на всполошившуюся куропатку. — Я спрашиваю, поскольку мне интересно, как здесь оцениваются новейшие методы. В берлинских газетах пишут, что нашей немецкой медицине нет равных! Слыхали подобную чепуху?

Сквозь нагретую, пахнущую водорослями воду, в которую Касторп погрузился едва ли не до кончика носа, как раз проходил слабый ток. По коже бежали приятные мурашки, будто тело массировали десятки пальцев. Слегка приподняв голову, он ответил:

— Я изучаю кораблестроение! В медицине ничего не смыслю. Немецкая, говорите? Медицина не имеет национальности!

С этими словами Ганс Касторп, не испытывающий желания продолжать обмен мнениями, демонстративно нырнул в свою морскую кипень.

Тогда из другой ванны, наполненной доставленным из-за границы солевым раствором, раздался зычный голос:

— Вы против немецкой медицины?! Интересно, чем она хуже, скажем, французской? А вы, молодой человек, не правы, — это относилось к Касторпу. — Космополитизм еще ничего не создал, ни в одной области! Он способен только паразитировать на достижениях разных наций!

Лицо говорившего на секунду высунулось из облака пара. Толстые обвислые щеки, пышные усы и мешки под глазами делали его похожим на моржа.

— Поразительно, как некоторые умеют переиначивать чужие высказывания! — немедленно отозвался Тощий. — Я не говорил, что немецкая медицина чем-то хуже, позвольте вам напомнить. Не так ли? — обратился он к Касторпу, призывая его в свидетели. — Я только сказал, что превозносить ее в газетах, ставя выше врачебного искусства других народов, — абсурд, глупая пропаганда! Мелкий торговец может на все лады расхваливать свой товар: мол, он лучше того, что продают в соседней лавчонке. Но когда речь касается серьезных вещей, шутки в сторону, господа! Словесная перепалка рано или поздно заканчивается перестрелкой!

Тощий фыркнул и погрузился в свои грязи. Морж, напротив, выскочил из солевого раствора до половины атлетической волосатой груди и прямо-таки прорычал:

— От ваших слов просто уши вянут! Я сразу понял: такое можно услышать только от пацифиста! Там, где начинается критика газет, ждите массового дезертирства! Наши машины, — обратился он к Касторпу, — наши технические изобретения вне конкуренции! Это вы, полагаю, не станете оспаривать?!

Наш Практик ничего не хотел оспаривать, но и подтверждать не стремился. Знаком попросив банщика подать ему полотенце, он за несколько минут до звонка вылез из ванны. Противники между тем продолжали пикироваться, и даже чуть погодя, когда оба уже стояли под душем с пресной водой, смывая грязь и соль, их громкие голоса перекрывали шум воды и восклицания банщиков.

Тощий насмехался над Моржом:

— Может, немецкий воздух тоже лучше? А немецкий песок на немецком пляже? Не говоря уж, понятное дело, о немецкой душе. О да, в особенности она, чьим описанием последние сто лет занимались университеты и философы в халатах, да, да, в особенности немецкая душа — по сравнению с другими — вне конкуренции.

Морж перешел ad personam^[26]:

— Тот, кому ничего не нравится, не только нигилист sensu largo^[27], но и опасная личность, обязанная носить на отвороте пальто предупредительную табличку, чтобы нормальные люди уже издалека видели, что имеют дело с ненавидящим общество разрушителем.