Читаем Касторп полностью

Скорее услышав, чем увидев замедляющий ход трамвай, Касторп ускорил шаг и пересек пустую мостовую. Уже подходя к остановке — хотя и сосредоточившись всецело на попытке разглядеть номер трамвая — он сообразил, что за ним кто-то идет. Впечатление было такое, будто незнакомый мужчина буквально выплыл из-за кладбищенской ограды, а затем перебежал мостовую исключительно для того, чтобы вслед за нашим героем вскочить на площадку трамвая. Само это, однако, вряд ли бы испугало будущего кораблестроителя. Туман, пустая по случаю позднего часа аллея, кладбище — ничего особенного тут не было. Беспокойство овладело им только тогда, когда, получив от заспанного кондуктора билет, он посмотрел в ту сторону, где уселся незнакомец. Неужто ему померещилось? Что это — осенняя фата-моргана, результат смешения темноты, желтоватого освещения и тумана? Хотя нет, зрение его не обмануло. Это был тот самый рыжеволосый коротышка, который повстречался ему утром возле казарменного плаца. Мерзкая, что ни говори, физиономия. Ну а если он ошибается и между этими двоими нет ничего общего? Вполне возможно, но почему же в душу закралось незнакомое прежде острое чувство тревоги?

Таковы примерно были размышления Касторпа во время первой ночной поездки по Вжещу на трамвае. Он также не мог отогнать странные ассоциации — о них нам уже известно, — навеянные внешностью покойного обер-лейтенанта Вибе. И хотя этим мыслям сопутствовала подсознательная уверенность: «Чушь какая-то, ведь это никоим, да-да, никоим образом не может повлиять на мою жизнь, на мое поведение…» — тем не менее, несмотря даже на эту защитную реакцию, почти автоматически возникшую в противовес царящему в уме тревожному сумбуру, Касторп ощущал растерянность — и не только потому, что вокруг был чужой, провинциальный, плохо освещенный город. Хуже того: он не заметил когда, а точнее, на какой остановке сошел этот тип. Кроме вагоновожатого и кондуктора, в трамвае уже никого не было. Вдобавок ко всему, добравшись наконец до дома на Каштановой улице, Касторп сообразил, что госпожа Вибе не дала ему ключей. К счастью, парадное оказалось не заперто, но у дверей квартиры он почувствовал нарастающее раздражение.

Вначале он легонько постучался — раз, другой. Безрезультатно. Тогда он нажал фаянсовую кнопку звонка, коротко и несмело, будто непрошеный гость. Через минуту снова позвонил, и только тут в квартире послышались шаги. Открывая дверь, девка что-то неприязненно бормотала себе под нос — разумеется, это относилось к нему. Касторп собирался произнести всего лишь одну, естественную в такой ситуации фразу: «Ну, поскольку я не получил ключа…», однако, взглянув на прислугу, онемел. На ней был шелковый, расписанный китайскими драконами халат, впопыхах наброшенный поверх прозрачной сорочки, под которой явственно угадывались пышные ядреные груди. Распущенные мокрые волосы пахли солью для купания.

— Ванная занята, — сказала она, пропуская жильца в коридор. — И еще барыня просят сигару курить при открытом окне!

Вероятно, этим заявлением, которое Касторп счел возмутительным, можно было бы завершить весьма подробное описание первого дня, проведенного им в чужом городе. Однако, учитывая, что ему предстоит проучиться здесь целых четыре семестра и впереди у него совершенно неожиданные события, которые глубоко отпечатаются в его душе, побудем с ним в комнате на Каштановой еще несколько минут. Возмущение довольно быстро улеглось, стоило ему заняться своим туалетом. Моясь в тазу, он кратко проанализировал минувший день. Все бы сложилось иначе, куда как лучше, придерживайся он заранее составленного плана. Не приняв предложения Кьекерникса, приехал бы прямо на Каштановую, где застал бы госпожу Вибе и не слонялся бесцельно по окрестностям, как школяр, прогуливающий уроки. Записавшись никак не позже двух на факультет, он бы отправился в центр и — как планировал — плотно пообедал в Старом городе, в рекомендуемом Брокгаузом ресторане. Одинокая долгая прогулка по берегу Мотлавы, возвращение на трамвае при дневном свете, наконец, успешные поиски какого-нибудь уютного кафе здесь, во Вжеще, чтобы за кофе и сигарой почитать газету, — так могло, так должно было это выглядеть. Укладываясь спать, Касторп дал себе торжественное обещание. Отныне, что бы ни случилось, он будет строго, ни на йоту не отклоняясь, следовать намеченным планам. Например, завтра, после того как его фамилию внесут в список студентов, он изучит каталог библиотеки политехникума, узнает, где столовая, заглянет в Зерновой банк, а затем пойдет осматривать Старый город. Что может быть проще?

Перейти на страницу:

Все книги серии Современное европейское письмо: Польша

Касторп
Касторп

В «Волшебной горе» Томаса Манна есть фраза, побудившая Павла Хюлле написать целый роман под названием «Касторп». Эта фраза — «Позади остались четыре семестра, проведенные им (главным героем романа Т. Манна Гансом Касторпом) в Данцигском политехникуме…» — вынесена в эпиграф. Хюлле живет в Гданьске (до 1918 г. — Данциг). Этот красивый старинный город — полноправный персонаж всех его книг, и неудивительно, что с юности, по признанию писателя, он «сочинял» события, произошедшие у него на родине с героем «Волшебной горы». Роман П. Хюлле — словно пропущенная Т. Манном глава: пережитое Гансом Касторпом на данцигской земле потрясло впечатлительного молодого человека и многое в нем изменило. Автор задал себе трудную задачу: его Касторп обязан был соответствовать манновскому образу, но при этом нельзя было допустить, чтобы повествование померкло в тени книги великого немца. И Павел Хюлле, как считает польская критика, со своей задачей справился.

Павел Хюлле

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее