Касторп

— Так это ты! — Вилли Штокхаузен узнал поднимающегося с травы велосипедиста и крепко пожал ему руку. — Я приметил твою печальную физиономию еще тогда, в «Café Hochschule», помнишь? Я знал, дружище: когда-нибудь мы встретимся, но мог ли предположить, что и ты отправишься странствовать? Ох, нет, ничего не говори, чудесное совпадение, ты остаешься с нами, не спорь. Мальчики! — крикнул он. — У нас гость, это Ганс, студент политехникума! — И снова обратился к Касторпу: — Ты даже не представляешь себе, как я рад!

Вежливым кивком наш велосипедист продемонстрировал, что он тоже рад, а затем сказал, подчеркнув последнее слово:

— Я на прогулке.

Таким образом он дал понять Вилли Штокхаузену, что «странствовать» — неподходящее определение, отнюдь не передающее сути дела. Они ведь не в горах и не в канадских лесах, а в часе езды на велосипеде от городского предместья.

— Мы тоже обожаем прогулки, — Вилли Штокхаузен взял Касторпа под руку и подвел к костру, где под котелком уже занялся огонь. — Покинуть задымленный город, дышать полной грудью, вырваться из мещанского окружения — это же прекрасно, согласен? Бедняк или богач, сын сапожника или врача — какая разница? Звезды светят для всех одинаково. Фальшь нашего времени, деньги и лицемерие — все это мы оставляем в городе. Ты поймешь это вечером, когда мы запоем у костра.

Ганс Касторп молчал. Присев рядом с Вилли на пенек, он наблюдал, как Птицы готовят луковый суп — огонь под котелком уже разгорелся.

— Людям кажется, будто, читая в газетах о разных изобретениях, они начинают понимать, что такое новые времена, — продолжал Вилли. — Вздор! Неужели это все, на что способен человеческий разум? Когда я увидел тебя тогда, в орущей толпе, я сразу проникся к тебе симпатией. Такой человек, как ты, конечно же думает по-другому, независимо. Мы считаем это очень важным: быть независимым. От условностей. Узость ума столь же обременительна, сколь теснота в квартире. Мы освобождаемся от того и от другого. Странствуем и поем. Ты спал когда-нибудь в стогу сена? Пил простоквашу из крынки, протянутой натруженной рукой земледельца? Ночевал в лесу, у костра? Тому, кто просыпается с пеньем птиц, дано познать вкус жизни. Вот к чему мы стремимся. Нравится тебе такая философия?

Все время, пока Вилли говорил, Ганс Касторп представлял себе, как с суковатой палкой идет по деревенской улице под лай собак. На беду, у него всегда вызывала тошноту сама мысль о простокваше, а уж тем более в глиняной, наверняка засиженной мухами крынке, протянутой жилистой крестьянской рукой.

— Понимаю, — подумав, ответил он, — каждый чего-то ищет. Согласен. Но не называй это философией.

— Почему?! — возмутился Вилли и посмотрел Касторпу прямо в глаза. — Что, этим понятием имеют право пользоваться только профессора? Бездушные слуги рассудка, которые носа из города не высовывают? И копаются в мелочах, не зная жизни? Мы принимаем жизнь такой, какая она есть. И никаких заумных теорий. Простота, понимаешь?

— Философия, — заметил Касторп, — ищет истину. А вы? Проводите время на свой лад. Вот и все.

— Истина, — рассмеялся Вилли. — А что это такое? Абстракция, придуманная в спертом воздухе библиотек! Чтобы ее постичь, не нужны книги. Об этом ты никогда не думал?

Ганс Касторп не испытывал желания делиться с ним своими мыслями. И уж наверняка не собирался сидеть тут до вечера, чтобы у костра наслаждаться вместе с Перелетными птицами вкусом простой жизни. Он хотел вежливо попрощаться и уехать, но Вилли Штокхаузен протестовал так горячо и настойчиво, что в конце концов Касторп согласился разделить с ними трапезу. На обед был луковый суп с хлебом, намазанным смальцем со шкварками, а также чай без сахара. Есть пришлось не своей ложкой, из чужого котелка. Чай Касторп отхлебывал из общей кружки, после каждого глотка тщательно вытирая губы пучком травы. Вилли Штокхаузен делал то же самое, но весьма небрежно. Зато он беспрерывно повторял: «Вкуснотища!» или: «Ничего нет лучше еды на свежем воздухе!» А когда наконец настало время прощаться, сердечно расцеловал Ганса Касторпа в обе щеки и сказал: «Мы наверняка еще когда-нибудь встретимся на дороге странствий!»