Касторп

Хозяйка принесла газету и конверт. Касторп сразу узнал почерк Германа Тишлера и тем не менее, оставшись один у себя в комнате, не торопился вскрывать письмо. Вначале он внимательно просмотрел «Анцайгер». Про Россию ничего не писали, а вынесенный подмастерью приговор обсуждался исключительно с точки зрения техники его исполнения: в окружной тюрьме не было гильотины, отчего процедура могла быть проведена традиционным способом, но не попахивало ли это Средневековьем? Автор заметки, хотя прямо этого не высказывал, явно был на стороне прогресса. Отложив газету, Ганс Касторп прочитал письмо сыщика.

«Многоуважаемый господин Касторп, — писал Тишлер, — спешу сообщить чрезвычайно важные известия. Ванда Пилецкая прибудет в пансион „Мирамар“, что на улице Загайники, ровно через неделю, считая с сегодняшнего дня. Она зарезервировала одноместный номер на втором этаже (№ 10) с видом на море. Относительно же намерений ее друга, господина Давыдова, мы пока никакой информацией не располагаем. Весьма вероятно, что их встреча уже запланирована, поскольку Пилецкая сняла номер на все лето. Это дает основание полагать, что она будет его ждать, а также что Давыдов не может заранее указать точную дату своего приезда, а стало быть, появится при первой же возможности, то есть практически в любой момент. Смею заверить: у меня все под строжайшим контролем, так что в случае приезда русского я оповещу Вас об этом письмом, а если будет слишком мало времени, вышлю телеграмму следующего содержания: „Встреча в гостинице…; в номере…; кланяюсь, дядя Герман“. Поскольку я не получил от Вас никаких дополнительных распоряжений — исполнить которые я готов, однако же лишь после того, как будут оговорены связанные с этим расходы, — то до момента возможных изменений характера моих услуг я прекращаю наблюдение за Вандой Пилецкой. С уважением — Герман Тишлер».

Ганс Касторп вынул из ящика «Эффи Брист». Открыл роман наугад и прочитал: «И вот мимо вокзала пронесся поезд, а в следующее мгновение промелькнул и мимо сторожки, и мимо садового участка. Эффи была так возбуждена, что ничего не рассмотрела как следует и только безмолвно глядела на последний вагон, на площадке которого сидел тормозной кондуктор»[35]. С минуту он раздумывал, не закрыть ли и спрятать книгу, но потом заложил страницу картонной закладкой из путеводителя Брокгауза и, завернув томик в веленевую бумагу, обвязал пакет тесемкой из книжного магазина в точности так, как запомнил по прошлому году. Затем завернул все в плотную бумагу для почтовых посылок, уголки заклеил гуммиарабиком, а когда клей высох, взял перо и написал: «Гостиница „Вермингхофф“, Морская улица, Сопот». И ниже: «Собственность, утерянная особой, которая проживала в седьмом номере». Здесь же он приписал прошлогоднюю дату. А подумав, добавил еще: «Передать в пансион „Мирамар“». Затем выпил чаю и лег. Ужасные последствия лукового супа уже почти не давали о себе знать, и Касторп недолго вспоминал Перелетных птиц, Вилли Штокхаузена, висящий над огнем котелок, наконец, престранную пару под явором с пролеткой на заднем плане. Все это уже отошло в прошлое, очень далекое, как ему казалось, и гораздо более далекое, чем прошлогодний портер, выпитый на веранде курхауса, или новогодний карнавал Общества любителей античной культуры «Омфалос», когда, вероятно под воздействием добавленного в вино опия, ему на мгновенье привиделась женщина, так похожая на Ванду Пилецкую.

Опять он не мог заснуть. Но не из-за каких-то особенно возбуждающих картин или тягостных мыслей. Он слышал, как по коридору квартиры госпожи Вибе пару раз протопал кто-то в тяжелых армейских сапогах со шпорами. Прожив столько месяцев в доме на Каштановой, он научился распознавать на слух шаги как хозяйки, так и прислуги и сейчас был уверен, что это ни та, ни другая. В духов он не верил — неужели у него начались звуковые галлюцинации?

XI