Касты и расы

В космосе все вещи демонстрируют в одно и то же время аспект простоты и аспект сложности, и во всех областях присутствуют перспективы, связанные с одним или другим аспектом. Как синтез, так и анализ в природе вещей, и это верно и для человеческих обществ, как и для других порядков. Поэтому невозможно, чтобы каст не было нигде, или же они были везде. Строго говоря, в индуизме нет догм в том смысле, что в нём любое понятие можно отрицать при условии, что аргумент по сути своей верен; но это отсутствие «неустранимыхдогм» в строгом смысле в то же время предотвращает социальную консолидацию. Что делает такую консолидацию возможной, особенно в монотеисти-ческихрелигиях, так это именно догма, служащая трансцендентальным Знанием, доступным всем. Если большинству людей Знание как таковое недоступно, тем не менее оно навязывается всем в форме веры, так что верующий подобен виртуальному или символическому брахману. Исключительность брахмана по отношению кдругим кастам повторяется, mutatis mutandis, в исключительности верующего по отношении к неверующим или людям других конфессий; в обоих случаях исключает именно Знание, будь это случай с наследственной склонностью к чистому Знанию или факт символического или виртуального знания, то есть религиозная вера. Но как в случае веры, так и в случае института касты исключение — обусловленное и «наступательное» в первом случае и необусловленное и «защитное» во втором — может быть только формальным и не сущностным, ибо каждый святой есть «верующий», какова бы ни была его религия, и «брамин», какова бы ни была его каста. Возможно, стоит прояснить, что краеугольные доктрины индуизма — это отчасти «подвижные догмы»; они теряют своё абсолютное качество на высших уровнях, непоколебимо сохраняя их на том уровне, к которому они относятся, за пределами всех вопросов законных различий в перспективе. Но во всём этом не остаётся места существенным ошибкам, ибо в ином случае традиция потеряла бы саму причину своего существования. Если мы различаем истину и ложь, становится возможной ересь, как бы мы на это ни реагировали; она соответствует на уровне идей материальной ошибке на уровне фактов.

Каста в своём духовном смысле — это закон дхармы, управляющий определённой категорией людей в соответствии с их квалификацией. Именно в этом смысле, и только в этом, «Бхагавад-Гита» говорит: «Лучше выполнять свою собственную дхарму, пусть не столь совершенным образом, чем в совершенстве выполнять дхарму кого-то другого. Лучше даже умереть в своей дхарме, нежели в чужой» (III, 35)48. Таким же образом «Законы Ману» говорят: «Лучше своя дхарма, плохо исполненная, чем хорошо исполненная чужая, так как живущий [исполнением] чужой дхармы становится изгоем» (X, 97).

Юлиус Эвола РЕГРЕССИЯ КАСТ

Так как в мои намерения входило предложить взгляд на историю с высоты птичьего полёта, на предыдущих страницах я представил все элементы, необходимые для формулировки объективного закона, действующего на различных стадиях процесса упадка — то есть, закона регрессии каст49. С доисторических времён происходил постепенный переход власти и типа цивилизации от одной касты к другой (от сакральных вождей к воинской аристократии, к торговцам, и, наконец, к слугам); в традиционных цивилизациях эти касты соответствовали качественной дифференциации главных человеческих возможностей. Перед лицом этого главного движения всё, что касается различных конфликтов между народами, жизни государств или иных исторических событий, играет лишь вторичную и случайную роль.

Рассвет эпохи первой касты мною уже был рассмотрен. На Западе представители божественных царей и вожди, воплощавшие две власти (духовную и земную) в том, что я назвал «божественной мужественностью» (spiritual virility) и «олимпийским превосходством» (Olympian sovereignity), принадлежат к весьма отдалённому и почти что мифическому прошлому. Мы увидели, как в постепенном вырождении Света Севера обнаруживается процесс упадка; в гибеллинском идеале Священной Римской империи я опознал последнее эхо этой высшей традиции.

Как только исчезла вершина, власть спустилась на уровень, лежащий непосредственно ниже — то есть, к касте воинов. На сцену выступили монархи как военные вожди, верховные судьи и, в более поздние времена, абсолютные властители. Другими словами, власть крови заменила собой власть духа. В некоторых случаях всё ещё возможно было найти идею «божественного права», но только в качестве формулы без реального содержания. В древности мы находим подобных правителей, стоящих за учреждениями, лишь формально сохранившими черты древних священных режимов. С разложением средневековой ойкумены (в любом случае, на Западе) переход ко второй фазе стал всеобъемлющим и окончательным. На этой стадии принцип fides, цементирующий государство, потерял свой религиозный характер, сохранив только воинский; он означал верность, преданность, честь. Такова была по своей сути эпоха и период великих европейских монархий.