Касты и расы

Именно на этическом плане процесс деградации особенно видим. В то время как первая эпоха характеризовалась идеалом «духовной мужественности», инициации и этики, направленной на превосхождение всех человеческих ограничений, и как эпоха воинов характеризовалась идеалом героизма, победы и господства, а также аристократической этикой чести, верности и рыцарства, в эпоху торговцев господствующими идеалами стали идеалы чистой экономики, прибыли, процветания, науки как инструмента технического и промышленного прогресса, двигающего вперёд производство и новые прибыли в «обществе потребления». Наконец, пришествию слуг соответствует возвышение рабского принципа — работы — до статуса религии. Именно ненависть, таимая рабами, с садизмом провозглашает: «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2-е послание к фессалоникийцам, 3:10). Рабская глупость, гордящаяся сама собой, создала священный фимиам, превознося человеческий пот: отсюда такие выражения, как «труд облагораживает человека», «религия труда» и «труд как социальный и общественный долг». Мы уже знаем, что древний мир презирал работу только потому, что он знал действие; противоположность действия работе как противоположность между духовным, чистым и свободным полюсом и материальной, нечистой ролью, насыщенной лишь человеческими возможностями, лежало в основе этого понятия. Утрата чувства этой противоположности и животное подчинение одного другому характеризует последние эпохи. И когда в древнем мире всякая работа при помощи внутреннего преобразования из-за её чистоты и смысла как «жертвы», направленного ввысь, могла освобождаться вплоть до того, что становилась символом действия, сегодня, следуя движению в противоположном направлении (что можно наблюдать как раз в эпоху слуг), всякий пережиток действия склонен к вырождению к форме работы. Вырождение древней аристократической и сакральной этики в современную плебейскую и материалистическую мораль выразительно характеризуется таким переходом от плана действия к плану работы. Высшие люди, жившие не в таком уж далёком прошлом, действовали либо направляли действия. Современный человек работает52. Единственное реальное различие сегодня существует между различными вариантами работы: есть работники «умственного труда», а есть те, кто использует свои конечности и машины. В любом случае, понятие «действия» в современном мире вымирает вместе с понятием абсолютной личности. Более того, среди всех признаваемых искусств в древности считались наиболее позорными посвящённые погоне за удовольствиями — minimaeque artes easprobandae, quae ministrae sunt voluptatum53: а это, в конце концов, именно наиболее уважаемый сегодня и в нашу эпоху вид работы. Начиная с учёного, техника и политика, и с рационализированной системы организации производства, «работа», по общему мнению, ведёт к реализации идеала, более подходящего для человекоподобного животного: лёгкая жизнь, всё более приятная и безопасная, с увеличением до максимума благосостояния и физического комфорта. Современный класс художников и «творческих людей» буржуазии — это эквивалент того класса «слуг роскоши» (luxury servants), что обеспечивал удовольствиями и развлечениями римских патрициев и, позднее, средневековых феодальных господ.

Далее, в то время как тематика, свойственная этой деградации, находит своё наиболее типичное выражение на социальном плане и в современной жизни, она проявляется и на идеальном, и на теоретическом плане. Именно в эпоху гуманизма антитрадиционная и плебейская тема проявилась во взглядах Джордано Бруно, который, перевернув традиционные ценности, с неподдельной глупостью и мазохизмом превозносил эпоху человеческих усилий и труда по сравнению с Золотым веком (о котором он не знал ровным счётом ничего). Бруно называл «божественным» животное стремление человеческих потребностей, так как это стремление ответственно за производство «всё более чудесного искусства и изобретений», за всё большее отдаление человечества от Золотого века, который он читал животным и ленивым состоянием, и за приближение человека к Богу54. Во всём этом мы находим предвосхищение идеологий, которые, будучи тесно связаны с эпохой Французской революции, считали труд основным элементом общественного мифа и воскрешали мессианскую тему, говоря о труде и машинах, безостановочно превознося прогресс. Более того, современный человек, сознательно или бессознательно, начал обращаться ко вселенной и проецировать на идеальный план опыт, наработанный в мастерских и фабриках, в соответствии с которым душа является продуктом.

Бергсон, превозносивший elan vital, проводил аналогию, которую мог провести только современный человек — аналогию между технической производственной деятельностью, вдохновлённой чисто практическим принципом, и деятельностью самого разума. Покрыв насмешкой древнюю «косную» идею знания как умозрения, он писал: