Катаев: «Погоня за вечной весной»

Накалялись отношения СССР с недавними союзниками. В Кремле ожидали новой войны вплоть до ядерной бомбардировки советских городов.

Одновременно с кампанией по борьбе с «космополитами» 17 мая 1948 года СССР первым официально признал государство Израиль и начал снабжать его оружием в войне с арабами. Надежды получить союзника на Ближнем Востоке – новое социалистическое государство – не оправдались. Вскоре Израиль стали обвинять в проамериканской ориентации. Был закрыт Еврейский антифашистский комитет, его руководителей арестовали и в 1952-м почти всех расстреляли. В феврале 1953 года после взрыва бомбы на территории советского посольства с Израилем были на время разорваны дипломатические отношения.

В послевоенные годы Катаев почти не выступал в прессе. Чем-то эта пропажа напоминала его же затишье 1930-х.

Репрессии прошлись по Лаврушинскому. В 1948-м в Казани на гастролях арестовали Лидию Русланову, из конфискованной квартиры в писательском доме начали грузовиками вывозить вещи. А ведь еще недавно Катаев восхищался ее фронтовыми концертами: «Звуки чистого и сильного голоса смешиваются с взрывами и свистом вражеских мин, летящих через голову». Павлу Катаеву запомнилось, как она пришла к ним в гости вечером, когда давали салют в честь освобождения Орла. Ее освободят в августе 1953-го. «Мы с папой возвращались откуда-то, вошли в подъезд, и вдруг из тени вышла худая женщина в сером плаще и сказала: “Валя, это я”». В 1949-м забрали с концами писателя Давида Бергельсона, которого в чистопольской эвакуации дети (так запомнила Женя Катаева) почему-то называли «Чарли Чаплин с кипяточком». В 1949-м посадили Августу Уткину, сестру погибшего во время войны поэта, тогда же – писателя Дмитрия Стонова. И опять на допросах требовали показаний на знакомых и соседей. Евгения Катаева вспоминает: ночью ей казалось, что придут за папой, и она не могла заснуть. Но ведь он не враг, не шпион… Если она расскажет ему о своих страхах, он может рассердиться. Она боялась за отца, но от всех это скрывала.

Надежда Кожевникова, дочь писателя Вадима Кожевникова, утверждает, что ее родители «сидели в скверике, ожидая ареста, глядя на окна квартиры Катаевых, где должны были дать сигнал: пришли за ними или нет. По договоренности мамы с Эстер, если да, то Катаевы обещали меня удочерить, не дав отправить в детдом. Знаю от мамы, к сентиментальности не склонной».

Писатель Григорий Свирский приводил разговор с Катаевым зимой 1949 года: «– Как живете? – спросил я… – Как? Как и все! – отозвался он со своей одесской живостью. – Затылком к ростомеру… Опубликуешь что-нибудь. Ставят к ростомеру. Ждешь в холодном поту, то ли отмеряют, какую премию дать: первая – вторая – третья степень признания. То ли грянет выстрел…»

В это же время под посмертный запрет попали Ильф и Петров. Их книги изымались из библиотек.

Усиленно продвигалась идея уникальности и самодостаточности отечественного. Кто-то видел в происходящем обретение национального «я». «Переживаем события с космополитами, – записал Михаил Пришвин в дневнике 10 марта 1949 года. – Чувство радости освобождения от них перекликается со днями Февральской революции». Говорят, некоторые литераторы, подозреваемые в «космополитизме», стали приходить на собрания в рубахах, расшитых петухами и васильками.

В 1950-м, во внутреннем «новомирском» отзыве на рукопись Михаила Слонимского «Инженеры», Катаев нахваливал: «Очень современно, т. к. проливает некоторый свет на вопрос, имеющий широкое общественное значение, может быть даже коренное значение – “преклонение перед заграницей”… Борьба русских патриотов – инженера и профессора – с засильем иностранцев в русском машиностроении».

«Русские былины, – писал он в «Правде» в январе 1953 года, – это неисчерпаемый источник вечной красоты. Какое богатство могучих человеческих характеров, выражающих душу великого русского народа!»

О «космополитах» Катаев помалкивал («занят романом») – за все время кампании ни словечка. Несколько внешнеполитических фельетонов. Редкие плевки в сторону Запада.

27 сентября 1947 года в «Литературной газете» – «Ионыч из Вашингтона» о конгрессменах, отправившихся в турне в связи с «планом Маршалла», ослаблявшим влияние СССР и привязывавшим экономики опекаемых стран к доллару. «Они мыкаются по Европе из страны в страну и всюду суют свой нос… Они не стесняются распекать целые нации и делать строгие выговоры народам… Почтенным туристам, вероятно, очень хотелось бы бодрым шагом пройтись по нашей необъятной стране с палкой, тыкая ее в разные места:

– А здесь что? Баку? Заверните. А это – Урал? Заверните! Золото? Заверните. Нефть? Заверните».