Катаев. "Погоня за вечной весной"

В Госархиве остались тезисы к встрече, которые надиктовывал Хрущев. «Зачем это вам, товарищ Катаев, нужно было?» — как бы репетировал он вопрос, обращенный к писателю, заявившему американцам нечто, что даже отсутствует на бумаге.

10 марта итоговый доклад Хрущева вышел в «Правде». «Знакомишься с материалами о выступлениях некоторых советских писателей за границей и не можешь понять, чем они озабочены, — возмущался первый секретарь, — то ли тем, чтобы рассказать правду об успехах советского народа, то ли тем, чтобы понравиться зарубежной буржуазной публике во что бы то ни стало… Неосмотрителен был в своих заявлениях В. Катаев во время поездки по Америке. Польстят за границей нестойкому человеку, назовут его «символом новой эпохи» или еще как-нибудь в этом духе, он забудет, откуда, куда и зачем приехал, и начнет плести несуразности».

Говорят, виной всему был донос: Катаев на вопрос о каком-то очередном перле советского лидера отмахнулся: «Это его личное мнение». Но к тому времени Катаева «наверху» вообще невзлюбили из-за демарша в «Юности» и «необузданности» ее авторов…

На катаевские прегрешения пролил свет бывший приятель Лев Никулин, упрекая главу иностранной комиссии СП Алексея Суркова в утрате бдительности (писательский секретариат, 17 апреля 1963 года):

«В газете «Штандарт млодых» говорится, что председатель делегации, ездивший осенью 1962 года в Польшу, заявил, что он является духовным отцом Евтушенко, Вознесенского и других, поскольку он был редактором журнала «Юность»… В вечерних газетах было примерно такое же его заявление. Алексей Александрович, вы имели сведения об этом интервью?

Сурков. К сожалению, нет.

Никулин. Значит, аппарат не довел до вашего сведения эти обстоятельства. Это очень неприятно, потому что вслед за этим были аналогичные заявления Катаева в Америке…

Сурков. Мне учить Валентина Петровича трудно становится. Он, как говорится, уже сам с усами. Но я хочу сказать о том, как делают наши посольства. Уезжает делегация, их благодарят за проделанную работу, а вслед за ними посылают тоненькую бумагу, в которой пишут, что они то-то сделали не так, это сделали не так и т. д.».

С иностранцами Катаев и впрямь вел себя непосредственно: например, по воспоминанию поэта Константина Ваншенкина, в начале 1960-х годов при встрече с делегацией американских писателей в ЦДЛ разоткровенничался о советской цензуре, про которую спросил один из гостей. «Он повторил своим одесским жлобским голосом: вмешивается ли партия в литературу? И дал твердо заверяющий ответ: нет, не вмешивается. Однако, видя лица увядших от разочарования американцев, он решил по мере возможности взбодрить их. Но у нас, сказал он, есть Главлит. Настала пора беззвучно охнуть Суркову. Ведь Главлит — это те цензурные структуры, о которых не принято было где-либо упоминать». Дальше Катаев принялся развивать мысль, к которой прибегал не раз: что ж, и на Западе есть свои формы запретов, ограничений, давления…

Но мы возвращаемся на кремлевский мартовский спектакль 1963 года, который прославили щедрые обещания Никиты Сергеевича «катаевским волчатам» Вознесенскому и Аксенову: «Сотрем! Сотрем!.. Буду бороться против всякой нечисти!.. Мы никогда не дадим врагам воли. Никогда!

Никогда!.. Можете сказать, что теперь уже не оттепель и не заморозки — а морозы. Да, для таких будут самые жестокие морозы». Проехался он и по Рождественскому с Евтушенко… (На негодников в том же 1963-м даже натравили Юрия Гагарина, чье «Слово к писателям» вышло 12 апреля в «Литературной России»: «Вот Василий Аксенов. Кому нужны его фрондирующие юнцы?.. Я видел довольно много полотен абстракционистов, и, кроме удивления, а то и попросту омерзения, они у меня ничего не вызывали… Что можно сказать об автобиографии Евгения Евтушенко, переданной им буржуазному еженедельнику? Позор!»)

Но если их хотя бы позвали под ясны очи, то — особое унижение — их «крестного батьку», «советского классика» Катаева, если верить Чуковскому, попросту вычеркнули… Нет такого. Менее достоин, чем 600 остальных…

В хрущевском ключе выступил и секретарь ЦК Ильичев. Его доклад назывался «Нет безыдейности, формализму, псевдоноваторству!».

17 апреля 1964 года «дорогого Никиту Сергеевича» с семидесятилетием верноподданно поздравляли товарищи по партии, желали жить и править еще столько же. Ему была вручена «Золотая Звезда» Героя Советского Союза. Он и не догадывался, что заговор, охвативший все руководство страны, был на последней стадии подготовки.

12–13 октября Президиум ЦК КПСС потребовал отставки Хрущева. На пленуме с антихрущевским докладом выступил Суслов. Слышались крики: «Под суд!»; «Исключить из партии!»; «Он оскорбил весь узбекский народ!» Всесильный бог, вмиг превращенный в пенсионера, сидел, обхватив голову руками.

Выдвиженцы Хрущева обвиняли его в том же, в чем за семь лет до этого «антипартийная группа» старой номенклатуры, — в хамстве, самодурстве и бездарности.