– Мертвецы-едоки… Те, из столовой.
– Висельники из шайки Мышиного Короля. Предатели. Перешли на сторону Дагона, когда он посулил им, что его невеста откроет им проход к сокровищам. Невеста – последняя наследница хозяев этого дома.
– Я догадалась, – пробормотала я. – Выходит, рабы Дагона появляются тут каждую ночь. И каждую ночь вы с ними дерётесь. И каждый из вас на своём посту. Анна на чердаке, Мелькор и Астр над тобой, вон там, над лестницами на третьем этаже, ты здесь – на втором.
– Не каждую ночь, – ответил рыцарь. Тон его стал вдруг мягче. Будто он на несколько мгновений решил воспринимать меня на равных, а не как душевнобольную простолюдинку. – Мы питаемся тонкими энергиями особого порядка. Кроме горгулий. У горгулий всё слишком примитивно: они вылетают за пределы усадьбы, отлавливают зазевавшихся рабов Дагона, иногда мелких животных и птиц, и утоляют свой голод. Висельница питается энергией творения и произведений искусств, как это ни дико звучит. Музыкой. Шакс питается энергией сновидения живых людей в этом доме. Когда он ест – человек спит без сновидений, ему ничего не снится – это означает, что Шакс съел его сны. Я питаюсь энергией сокровищ.
– Сокровищ? Здесь есть сокровища?
– Они есть везде, – неопределённо проговорил Брабатус.
– Вы оживаете ночью, рабы Дагона тоже. Днём вас тут нет. Кроме горгулий, которые днём спят. Откуда вы приходите?
– Ниоткуда. Мы всегда здесь. Нас пробуждает проклятье Бафомета – проклятье Ночи, ибо мы – Существа Ночи. Что до рабов Дагона – он присылает их из Узких Сфер. У него их очень много, – это сэр Брабатус произнёс с неподдельным сожалением и грустью.
– В этой усадьбе жило немного людей. Кто жил до прадеда Милены Джакомо – я затрудняюсь сказать. Здесь жил Джакомо, потом его сын Джакомо-младший – дед Милены, и с ним дружила Карин Бартул. Потом здесь жили Икабод и Элеонора. И никто из них вас не видел. Кроме Икабода, который оставил дневник. И кроме Карин Бартул.
– Хозяева дома нас не видят. Рабов Дагона тоже. Их присутствие блокирует наше появление и проявление в физическом мире. Мы как бы спим.
– Как же тогда Дагон начал выходить на контакт с Икабодом, с Миленой? Он ведь украл Икабода и его супругу Элеонору. Где их искать? Да и живы ли они? – я поняла, что растерялась и задаю много вопросов, похожих на риторические.
– Тебе это и предстоит выяснить, главный смельчак, – в тон Брабатуса вернулся его снобизм.
– Не волнуйся, я это сделаю, я человек ответственный, – с вызовом ответила я.
И услышала шум, напоминающий глухое постукивание. Доносился он справа, из комнаты, в которой камин, где я нашла дневник Икабода.
– Брабатус, что в той комнате?
– Ты можешь туда зайти, – отвлечённо ответил рыцарь.
– А смогу ли я выйти?
– А ты, оказывается, не очень душевнобольная, – сказал Брабатус комплимент. – Ты можешь посмотреть, удовлетворить своё любопытство. Но помни: то, что ты там увидишь, сгубило страхом не одного смертного.
Час от часу не легче. Я вдруг поняла, что в присутствии Брабатуса мне стало неприятно. Это было на уровне подсознания, интуиции. Бывает – говоришь с человеком, вроде формально он неплохой, и разговор вроде идёт нормально, но ощущаешь – что-то не то. Слишком человек чужой, далёкий по духу, не "свой". Поэтому я отошла от высокомерного рыцаря с чувством некоего облегчения.
Как странно. Такого ощущения после общения с Мелькором, Астром и Анной у меня не было. Наоборот, хотелось продолжить говорить с ними. А может, всё дело в роме? Ром прошёл, переварился, достиг той кондинции в моём организме, когда начинается похмелье, и мне всё вокруг немило.
Я приоткрыла дверь в комнату с камином. Меня постигло чувство дежа вю, когда я увидела в кресле красноватую, слегка колыхающуюся тень. Тень была в форме человека, довольно высокого. Я имела неосторожность пройти, чтобы это привидение рассмотреть, как вдруг дверь позади меня сама собой со стуком закрылась, а человек-тень зашевелился.
На миг кольнуло опасение – вдруг это один из рабов Дагона? А меня предупреждали, что в первую ночь они не напали, потому что решили, что я Милена или потому что решили посмотреть, что я за фрукт.
Привидение, казалось, проснулось. Оно потянулось, совсем как дремавший живой человек, встало и подошло ко мне. Мы несколько секунд друг друга разглядывали. Это привидение в прошлом явно было мужчиной, судя по высокой, почти под два метра, атлетической фигуре, мощным конечностям (или рукам, но ведь у привидений вроде бы не бывает рук). В том месте призрачной полупрозрачной головы, где должны были быть глаза, они и были – только они одни. И горели они почти углями. Ни рта, ни носа, только полупрозрачный красноватый силуэт и эти глаза. И голова его увенчана то ли париком, то ли волосами до плеч – то есть не ровный круг, а как будто у него была причёска.
– Ты! Что ты делаешь здесь? – это привидение оказалось по первому впечатлению ещё более грубым и нахальным, чем гордый доблестный рыцарь. Оно изъяснялось отрывистыми фразами, напоминающими больше требовательный безапелляционный лай, чем человеческую речь.