Катакомбы

Нам вера и бодрость дает…

Теперь уже пели все. Пели негромко, глухо, но уверенно, даже одушевленно, особенно когда дошли до любимого места:

Кто верит – всегда побеждает,

Позиций своих не сдает.

Вдруг Черноиваненко остановился, нагнулся.

– Стоп! – сказал он и стал водить перед собой зажигалкой.

Ход настолько сузился, что дальше можно было пробираться только ползком.

– Дай-ка, Мотечка, фонарь! Полезу посмотрю, что там делается впереди. В случае чего будете меня вытаскивать за ноги.

Черноиваненко, кряхтя, стал на четвереньки и полез в дыру. Потом его ноги вытянулись – стало быть, он лег на живот и пополз, толкая перед собой "летучую мышь". Он вернулся минут через десять, весь с ног до головы покрытый пылью, но смотрел весело.

– Там дальше большая пещера и шикарный штрек, – сказал он, отдышавшись. – Он нас куда-нибудь да выведет. Кажется, мы все же выкрутимся, многоуважаемые товарищи! Десять – двенадцать метров надо ползти на животе. В одном месте потолок еле держится. Ползите осторожно, ни в коем случае не задевая стен. Дистанция между людьми – восемь метров. За мной!

Он снова полез в дыру и скрылся. Следом за ним, выждав небольшую паузу, полезла Матрена Терентьевна, придерживая одной рукой юбку. Затем двинулся Петр Васильевич и скрылся в дыре.

Наступила очередь Пети.

– Ползти по-пластунски, на локтях, – строго сказал Леонид Цимбал. – И не шаркай плечами по стенам, а то сделаешь нам компот. Сумеешь?

Петя, который уже начал на четвереньках вползать в дыру, обернулся и посмотрел на Леню Цимбала сердитыми глазами. Его раздражало, что его до сих пор считают маленьким. Он лег на живот и, упираясь локтями в жесткую землю, пополз дальше, толкая перед собой фибровый чемоданчик.

Послышался шорох оседающей почвы, как бы глухой подземный вздох. Леня Цимбал выждал некоторое время и уже собирался, в свою очередь, лезть в дыру, как вдруг оттуда высунулись Петины ноги, а затем появился и сам Петя с лицом, черным от пыли, и белыми, испуганными глазами.

– Невозможно… – с трудом выговорил мальчик, переводя дух. Невозможно дальше ползти.

– Почему?

– Не знаю. Дальше нет хода. Сыплется земля. Рацию завалило…

– Как – нет хода? – сказал Леня Цимбал встревоженно. – Почему нет хода? Должен быть. Эх ты, вице-президент!..

– Я полз, полз – и вдруг стена. Обвал.

– Обвал? Ты смеешься! – закричал Леня. – А ну пусти, дай я!

Он отстранил Петю и быстро полез в дыру, но скоро вернулся и сказал:

– Завалилось.

Он схватил лопату, фонарь и снова пополз в дыру. Через некоторое время выполз назад с известием, что в самом узком месте ход завалило упавшей каменной глыбой.

Они стояли четверо – Леня Цимбал, Петя, Раиса Львовна и Колесничук – в нерешительности и не знали, что же дальше делать: пробиваться вперед через упавшую скалу или повернуть назад и искать другой ход?

Для того чтобы пробиться вперед, надо было проделать в упавшей скале щель или, в крайнем случае, открыть новый ход вокруг скалы. На это потребовалось бы несколько дней, а горючего оставалось всего на сутки, не больше, и то при строжайшей экономии. Воды не было ни капли.

– Если они там не попали под обвал, – медленно, обдумывая каждое слово, проговорил Леня, – то я считаю их положение лучше нашего. Они скорее выберутся на свет божий, чем мы… – Он несколько помолчал. – Ну, а если…

Петя, перестав дышать, смотрел на Леню Цимбала, желая прочесть на его лице всю правду.

– А если что? – с трудом проговорил он.

– "Если", "если"! – сердито сказал Леонид Цимбал, резкими рывками поправляя на себе пояс. – Что мы будем гадать на ромашке: "Любит, не любит…" Если… – Его глаза мрачно сузились. – Если "если", тогда прощай родина! – почти грубо сказал он с той солдатской прямотой, на которую имеет право лишь человек, каждую минуту сам рискующий жизнью и настолько уже привыкший к мысли о смерти, что может говорить о ней просто, почти бессердечно. И, заметив, что по лицу Пети и Раисы Львовны пробежала тень смятения, он твердым, командирским тоном прибавил: – За начальника – я. Слушать мою команду! Кто имеется налицо? Леонид Цимбал, – назвал он свою фамилию и сам тотчас ответил: – Здесь! Колесничук Георгий?

– Здесь! – сказал Колесничук.

– Колесничук Раиса?

– Здесь!

– Пионер Бачей?

– Здесь!

– Стало быть, весь отряд – четыре человека.

Леонид Цимбал сделал несколько шагов туда и назад по штреку, опустив голову, как в подобных случаях делал Черноиваненко, и наконец остановился.

Куда девалась вся его веселость, его озорная, лукавая улыбка? Теперь он был с ног до головы командиром – строгим, подтянутым, с твердо сдвинутыми бровями.

– Товарищи! – сказал он отрывисто. – Боевая обстановка требует от нас выдержки и быстроты. Приказываю отступить до развилки: попробуем поискать выхода через правый штрек. Порядок движения – по одному, с интервалом пять метров. Впереди – я с фонарем, за мной – пионер Бачей, за пионером Бачей Колесничук Раиса; замыкающий – Колесничук Георгий с фонарем.

Он обвел свой отряд медленным, острым взглядом, как бы желая проникнуть в самую глубину души каждого своего бойца:

– Всем понятно?